Но такого просто не могло быть, зороастрийцы никогда бы не допустили осквернения огня. Почитатели Заратуштры настолько благословенно относятся к нему, что даже во время молитвы закрывают лицо паданом, чтобы своим дыханием не осквернить Вечный огонь, не говоря о том, что он может когда-нибудь потухнуть. Считалось страшным грехом и дурным знаком, если огонь задувал ветер или заливала вода.

За Дарием тащился и Артагерс с «бессмертными», превратившимися в носильщиков — они несли дары оракулу и жертвенных баранов. Уже немолодой хазарапатиш, тяжело дыша и обливаясь потом, мысленно проклинал тот несчастливый день и час, когда он согласился стать начальником стражи царя царей. Должность, конечно, почетная, да и сам Мегабаз к нему благоволит, но как же хочется спать, особенно под утро! А тут еще неуемный нрав Дария, который ни свет ни заря потащился в такую даль. Они как сумасшедшие примчались в древнюю мидийскую столицу Экбатану, а затем, миновав все храмы (Артагерс очень надеялся, что в одном из них Дарий и совершит жертвоприношение), и даже не отдохнув, свернули на горную дорогу, которая уж точно была не мед.

Едва царь приблизился к водоему, старец маг встал и низко, но с достоинством, поклонился Дарию. Он был в белых одеждах, а в руках держал связку палочек из тамариска; это был знак того, что он готов к жертвоприношению.

— Я давно тебя дожидаюсь, царь царей, — сказал он низким, немного глуховатым голосом. — Хорошо бы ты приехал на рассвете… Но к сожалению, дороги в наших краях чересчур скверные. Соверши омовение, и мы поговорим.

Немного удивленный — откуда маг узнал, что именно сегодня он придет к оракулу, — Дарий умылся, испил воды из источника и сурово посмотрел на мага. Тот спокойно выдержал царственный взгляд и молвил:

— Прости, у меня нет даже плохонького дифра, так что присаживайся рядом. А твои воины пусть отдохнут вон там. — Маг указал на зеленую лужайку внизу, шагах в тридцати ниже по спуску, через которую весело бежал тонкий ручеек, вытекающий из водоема.

Дарий сел, но никаких неудобств при этом не испытал — предусмотрительный Артагерс бросил на камни шкуру горного барса.

— Я так понимаю, царь, ты пришел к оракулу не просто попытать свою судьбу… — Маг, сидевший на камне напротив Дария, казалось, вонзил свои глаза прямо в душу повелителя персов.

— Ну а если понимаешь, так почему спрашиваешь? — несколько резковато ответил Дарий.

— Я не спрашиваю. Я просто отвечаю своим мыслям.

— И что они тебе подсказывают?

— Вряд ли ты хочешь жить вечно. Об этом мечтают только глупцы. А ты, царь, умен и бесстрашен. Но ты весь в сомнениях и колебаниях, что, в общем-то, понятно — умный повелитель не может пребывать в невозмутимом спокойствии и бездеятельности. Зервана, стоящий выше добра и зла, породил царя света Хормазда и Ахримана. Божество зла Ахриман — плод сомнений Зерваны. Но он еще и любимый его сын, созданный на погибель миру — для того, чтобы испытывать человечество…

— Прости, маг, — перебил Дарий старца, — но мне такие высоты философской мысли непостижимы. Я не понимаю, о чем идет речь.

— О двойственности человеческой натуры, — объяснил старец. — Ты хочешь не просто править своей великой империей, а получить ярлык на это правление от высших сил.