Кара Уилсон. Поверь в любовь
1
Она любила жизнь, да и почему бы нет? Ей никогда не приходилось перебиваться со дня на день, ее никогда не отталкивали от себя те, кого она любила. Ей было больно наблюдать, как вокруг нее погружались в отчаяние люди, коим повезло гораздо меньше, и она находила почти неприличным, что ей дано так много, тогда как обездоленные не имеют почти ничего. Поэтому устройство кухонь, где бесплатно раздавали суп, или убежищ для тех, кто слонялся по холодным улицам, не зная куда деться, стало для нее больше, чем честолюбивым замыслом, — она была прямо-таки одержима этими делами. Но чего она добилась вместо осуществления мечты? Один из тех, кому она надеялась помочь, оказался в госпитале; теперь ему хуже, чем было до того, как их свела судьба. Эти мысли не отпускали ее с тех самых пор, как случилось это ужасное происшествие. Здесь, в больнице, где она уже невесть сколько времени находилась в мучительном ожидании известий о несчастном, владевшие ею беспокойство, страх, усталость постепенно перешли в какое-то неприятное, тревожное забытье. Должно быть, она все же заснула, неловко свесив голову, в позе сломанной куклы, и когда из неведомого пространства зазвучал его голос, она вздрогнула всем телом от неожиданности, шею ее свело от пронизывающей боли. — Вы та самая, что привезла сюда пострадавшего? — спросил незнакомый мужчина, настолько наполнив свой вопрос осуждением, что ее сердце упало. — Да, я приехала с ним на машине «скорой помощи», — ответила она, приподнимаясь в кресле. — Как он? Ответа не последовало — он разглядывал ее, причем в его взгляде присутствовало не больше благосклонности, чем в голосе. Девушка одернула подол своего отделанного бахромой серебристого платья, сшитого совсем не для таких роковых мгновений. Шелковые чулки на ее ногах были порваны, во многих местах опустились стрелки. Вероятно, это произошло, когда она упала на колени, чтобы поддержать голову сбитого автомобилем человека, сразу после несчастного случая. Отдавая себе отчет в том, что вся она выглядит до неприличия неуместно в приемном покое больницы, она с трудом поднялась на ноги. Он как башня возвышался над ее головой почти на фут. Значит, рост у него футов шесть с лишним. По сравнению с ее по-зимнему белой кожей он поблескивал свежим загаром, приобретенным под лучами тропического солнца. Его волнистые волосы, черные и блестящие, словно дождливая субботняя ночь за окнами больницы, в беспорядке нависли надо лбом. Нижняя челюсть с наметившейся щетиной свидетельствовала о властном характере и упорстве, граничащем с непреклонностью. Что же касается рта, то даже искривленный неприязненной усмешкой, он был прекрасен: твердый, с намеком на ямочки в уголках губ. Отвернувшись в сторону, молодая леди ужаснулась тому, какие фривольные мысли она разрешает себе, когда в палате рядом, может быть, умирает человек — и по ее собственной вине. — Как он? — повторила она, лихорадочно закручивая длинную нить бус из черного янтаря, свисавшую впереди на ее серебристом платье. Он отбросил назад волосы со лба и расправил плечи, как бы желая дать расслабиться мускулам, несомненно перетруженным за долгие часы, которые он провел у операционного стола, пытаясь спасти сбитого лимузином человека. Девушка отметила красоту его рук — сильных, умелых, с длинными пальцами, с коротко обрезанными и безукоризненно ухоженными ногтями. Такие руки увеличивали впечатление могущества, исходившего от этой личности, и она поверила, что, какую бы весть он ни принес, этот человек сделал все, что мог. Он не из тех, кто легко отказывается от борьбы за жизнь — свою или чужую. Пострадавший попал в надежные руки, если, конечно, он еще жив. — Его привезут из послеоперационной палаты в течение часа, — холодно сообщил спаситель. |
