|
— А что ж дочку не расколдовал? Ты же говорил, он магистр! — Не захотел, — ответил мне Ратибор, продолжая поглаживать лягушку. — Сказал, что не время. И что нам полезно. А что полезно… — Препятствия преодолевать, — подсказал Крыс. Лягушка, то есть Алена Чужаниновна, открыла наконец глазки, выпрыгнула из коробочки на стол и сказала: «Ква!» — А что, по-человечьи она не может? — с тревогой осведомился Пес. — Не, не может. Все только квакает. Но я ее и такой люблю, Аленушку мою. — А питать ее чем? — с тревогой спросил Домовушка. — Мошек-то у нас нет, как бы с голоду не померла! Может, молочка ей? Или хлебушка? Алена Чужаниновна решила эту проблему без постороннего участия. Ее длинный — такой же, как у нашего Жаба, только куда более изящный язычок вылетел из крохотного ротика, слизнул со стола каплю сметаны, которую уронил туда неаккуратный Крыс, и снова спрятался. Потом она зевнула, сказала: «Ква!» — развернулась и снова запрыгнула в свою коробочку. — Водички бы ей, — попросил Ратибор. — Она страсть как плавать любит! Может, Рыбка ваша согласится к себе пустить? — Милости просим, — галантно отвечал Рыб, пошлепав губами. — Вот разве что вода в моем аквариуме не совсем чиста. Имеет некоторый затхлый запах… — Ой, Рыбик, прости, вчера еще собирамшись водицу тебе сменить, да ты ж видишь, — сокрушенно развел лапками Домовушка. — Вот только со стола уберу — и в сей же миг, а Аленушка твоя пусть пока что в коробочке побудет, уж ладно? — обратился он к Ратибору. — Ладно, — покладисто ответил Ратибор, и напоследок еще раз погладив лягушку со словами: — Спи покамест, сладкая моя! — накрыл коробочку крышкой. Коробочку он собрался было спрятать в сундучок, но Домовушка не позволил: духота там, и темень, там Алене Чужаниновне и захворать недолго. Лучше поставить коробочку на подоконник, тут у нас и травка, и молодая дубовая поросль (дубки Домовушка постоянно подстригал — и сверху, и снизу, то есть корни, которые бахромой висели под подоконником. Бонсай, должно быть, хотел вырастить). Так что коробочку положили рядом с аквариумом, Домовушка засучил рукава, чтобы вымыть посуду, я было вызвался ему помочь — ага, так мне и дадут от дела отлынивать! Ворон потребовал, чтобы мы проводили Ратибора в лабораторию, показать ему магические и технические приборы. Если они, конечно, еще сохранились. Так что день для меня завершился нудным и неприятным трудом: уборкой в лаборатории. Глава двадцать третья, в которой Жаб страдает Ах, какая фемина!.. Паниковский, экс-сын лейтенанта Шмидта Конечно, там мало что сохранилось, в лаборатории, разгромленной взрывом. Вся химическая посуда разбилась вдребезги, и содержимое всех пробирок, колб и реторт безвозвратно погибло. Электрические приборы уцелели, но для того, чтобы объяснить Ратибору их назначение и принцип их работы, нужно было, чтобы Ратибор имел хоть какое-то представление об электричестве, а он такового не имел. Слово «электрон» он знал («А как же! Грецкому обучен!»), но считал, что так называется янтарь. У них, в тридевятом царстве, янтарь ценился где-то наравне с жемчугом: дороже бирюзы, но дешевле аметистов. Аметисты стоили дорого, потому как в тридесятом государстве твердо верили: кто носит на себе аметист, тот никогда не опьянеет. И не сопьется. Ворон фыркнул («Невежество!»), а я спросил: — Ну и как, помогает? — Кому как, — ответил Ратибор. — Некоторые напиваются, хоть ты им всю одежу аметистами разукрась. |
