Когда небольшая погребальная процессия тронулась в путь, дома остались только Мэри и дряхлая Фосетт — единственное напоминание о том, что семья Бейнсов была некогда связана с Парижем. Служанка, всхлипывая, приготовила еду и поставила ее личную миску в ее личный угол. Фосетт понюхала похлебку, повернулась и со вздохом улеглась у плиты. В этот день привычный ход событий был нарушен — Фосетт чувствовала, что о ней забыли из-за каких-то событий, превышающих ее разумение. И ей это было не по нраву. Фосетт страдала — страдал и ее аппетит. Однако через несколько минут Фосетт передумала. Она поглядела в сторону миски и, решив, что там все-таки может лежать кое-что заслуживающее внимания, пошатываясь, с трудом, встала на ноги и пошла есть.