Придя к этому не очень оригинальному выводу, я, будучи ещё в России, решил покопаться в местных архивных документах. Столичные да центральные — там уже копано-перекопано, а вот в местных, глядишь, и отыщутся какие-нибудь сюрпризы. Честно говоря, особых надежд на отыскание имён собственных предков я не питал, ибо, насколько мне известно, ничем знаменательным они себя не проявили — в подручных у Емельяна Пугачёва не ходили, с декабристами на Сенатской площади не мёрзли, у смертного одра Пушкина не стояли, Зимний в семнадцатом году не брали и большевикам не отдавали… Если мои предки, неоднократно в прошлом меняющие города и веси в поисках лучшей доли, и оставили какие-то упоминания о себе в официальных бумагах, то они, эти упоминания, наверняка разбросаны в добром десятке российских, украинских и белорусских областных архивов. Да и я ли один могу похвастаться эдакой чересполосицей?

На удивление легко я получил в середине 90-х годов доступ в Брянский областной архив и, едва ознакомившись с картотекой, просто остолбенел от удивления. Мне казалось прежде, что едва ли я отыщу что-то действительно любопытное, до чего пока не добрался дотошный архивный исследователь. А если и отыщу что-то о еврейской жизни старого Брянска, то это придётся выуживать по крупицам. Теперь же выяснялось, что папок, до каменной пухлости набитых документами исключительно еврейской тематики, настолько много, что лишь опись их составляет добрый десяток страниц. Впору пожалеть, что нет у меня навыка настоящей архивной работы: умения быстро сортировать, отсеивать ненужное, выделять действительно важное и интересное, не тратить время на бессмыссленное изучение второстепенного и многочисленных повторов одного и того же в разных интерпретациях.

С трепетом открывал я старинные папки и перелистывал аккуратные, даже не тронутые желтизной страницы полуторавековой и двухвековой давности, ведь отлично было видно, что с тех пор, как рукой дотошного уездного архивариуса они были уложены в папку и подшиты, едва ли их ещё касались чьи-то пальчики. Не представляю, как удалось архивным работникам сберечь и сохранить эти материалы в годы лихолетья, когда многое и, безусловно, всё связанное с еврейской темой, уничтожалось в беспричинной животной ненависти. Тем не менее я листал старые страницы, поглаживал шероховатую хрупкую бумагу, вглядывался в строки, писанные старинной перьевой ручкой, и всё больше погружался в эпоху давно ушедшего захолустного провинциального городка, каковым был некогда Брянск — пограничный бастион прежней самодержавной черты оседлости, а ныне вновь ставший бастионом, но уже на другой черте — границе трёх суверенных держав — России, Украины и Белорусии.

Кому-то наверняка покажется наискучнейшим занятием изучение всевозможных докладных записок, рапортов и постановлений, писанных старинной каллиграфией с множеством вычурных завитушек и языком, на котором, по нашим куцым современным понятиям, человек в добром здравии и без психических отклонений разговаривать просто не имеет права. Но это вовсе не так. Нужно просто попытаться увидеть за этими строками живого человека, попробовать хоть на мгновенье побыть на его месте, поразмышлять его мыслями… А если ещё представить, что всё описанное происходило не только во времена оные, и вполне может повториться на новом витке истории, ибо ничего не ново под луной, ведь всё обусловлено одними и теми же причинами, а природа человеческая, увы, так консервативна…

Ох, к