— По-моему с тех пор утекло слишком много воды, — придя в себя, заметил Конан. — Ты уверен, что все сделал правильно?

Горкан не успел ответить на оскорбление.

Скрежет дверного засова заставил кешанца замолкнуть, даже еще не начав говорить. Заскрипела дверь, и на колышущуюся воду упал прямоугольник тусклого света, в котором стояла, опираясь на косяк, слегка пошатывающаяся тень стражника. Свет упал и на отверстие вентиляционной шахты, забранное железной решеткой. Любопытные дергающиеся мордочки и розовые лапки крыс просовывались сквозь решетку.

— Сейчас я прибавлю этим гнидам сладкой водички! — заявил стражник и покачнулся вперед, едва не свалившись внутрь темницы.

— Давай, давай, прибавь. Им не помешает, — подбодрил гнусный голос. — Будь моя воля, я бы их вообще убил. Жаль, меня тогда не было в корчме. Они бы узнали секиру могучего Кхандина! — Хохот был не менее гнусным.

— Сейчас. — Стражник все еще пытался добраться до своего мужского достоинства, заботливо скрытого в широких кожаных штанах. Глаза его блуждали по воде, стенам и крысам.

Мокрая голова, внезапно возникшая из воды, в первое мгновение ничуть не привлекла внимание стражника — настолько она была неуместна и некстати, но когда у этой головы оказались плечи, а главное — руки, стражник преобразился. Лицо его из довольно-иронического сделалось смертельно испуганным, напрочь перекосилось, так что он вряд ли узнал бы сейчас самого себя, и побледнело как лист пергамента, пролежавший в гробнице тысячу лет. Он даже не смог закричать.

Руки схватили его за щиколотки и сдернули в воду. Другие руки сразу свернули ему голову, чтобы он напрасно не барахтался.

— Да ты что, болван! — заорал гнусный голос и новая тень появилась на пороге с секирой, протянутой рукояткой внутрь темницы. Рукоятка, скорее всего, предназначалась для спасения незадачливых утопающих.

Могучий Кхандин соответствовал собственной характеристике и зычно заорал, завидев освободившегося пленника. Однако его крика никто не услышал и не мог услышать. Толстые каменные стены не пропустили бы и рыка десятка свирепых пещерных львов.

Горкан ухватился за рукоять секиры и дернул ее на себя вместе с орущим Кхандином. Стражник поднял волну, захлестнувшую отчаянно заверещавших крыс. Конан схватил вендийца за волосы и держал его голову под водой, пока он окончательно не успокоился.

— Схожу за ключами, — предложил оказавшийся без дела Горкан.

Он выбрался сквозь прямоугольник света и вскоре раздался его победный ликующий рев. Голова кешанца всунулась обратно в темницу. Он протянул Конану ключи от наножников. В другой его руке была пузатая тыква-горлянка, от которой исходил приятный сердцу винный дух.

26

Лунный свет падал на влагу бассейнов и отсвечивался в каплях на листьях цветов и деревьев. Низко склоненные звезды заглядывали сквозь витую каменную решетку. Стоял аромат мускуса, вендийских духов и юного девичьего тела. Вся закутанная в шелка, золотоволосая служанка, приставленная к Серзаку врачевать его телесные и душевные раны неподвижно сидела перед ним на ковре, освещенная ночным светом с одной стороны и мерцающим пламенем свечи — с другой.

Серзак возлежал на низком диване и потягивал редчайшее вино из драгоценного фарфорового сосуда. Гириш недолго беседовал с ним наедине.

— Много воды утекло с той поры, когда мы виделись в последний раз, — начал он, проведя гостя в комнату, сплошь отделанную ореховым деревом с инкрустациями из слоновой кости, и усадив на сандаловый стул, покрытый шелковыми подушками.

Сам он поместился в такое же сидение напротив.

— Да, много, — с трудом смог вымолвить Серзак, у которого от продолжающегося ощущения ножа у горла стоял зеленый туман перед глазами.