Уже темнело, воздух был грязно-фиолетов, в доме зажигались огни.

У матери в квартире не горело ни одного окна. Элла попросила мужа не уезжать, оставила сына на улице и поднялась к материной квартире. На звонки ее за дверью не раздалось ни звука — матери дома не было. Элла постояла возле квартиры с минуту и спустилась вниз.

— Накрылся у тебя семинар, — сказала она мужу со смешком. Покручивая ключами на пальце, он прохаживался перед машиной.

— Как накрылся? — хотя тут же и догадался о причине, спросил он, мгновенно озлобясь.

— А чего ты так вскидываешься? — Элла открыла дверцу и села в машину. — Ну, накрылся и накрылся — вот уж трагедия! Вези нас домой обратно.

— Да меня же выгонят, дура ты такая, не понимаешь? Это ж мне для будущего нужно!

— Сам дурак, — сказала Элла. — Чего волнуешься? Не выгонят. — И снова засмеялась. — Будут выгонять — я схожу, поговорю, и не выгонят. Садись давай, успокаивайся. Успокаивайся — точно уж теперь на семинар свой не успеешь. Петр! — позвала она сына, отламывающего от скамейки у подъезда подгнившую планку. — Иди садись в машину!

— А это как же ты поговоришь? — иронически и настороженно спросил муж.

— Как? — Элла хмыкнула и пожала плечами. — Как обычно. Знаешь, какое у меня обаяние есть?

— Вот идиот, послушался тебя… — бормотал муж, устраиваясь за рулем. — Охота мне сейчас домой ехать…

— Ладно, — сказала Элла, — хватит. Мне охота. Поехали, ничего.

Все же они еще постояли возле дома минут десять, ожидая — может быть, мать появится, и тогда, пожалуй, можно будет попытаться исправить поломанные планы, но матери не было и не было, и они поехали.

4

Сын уже был уложен на раздвижной тахте в маленькой комнате, рядом с письменным столом, под книжной полкой с учебниками, по телевизору, по четвертой программе, начался уже фильм, когда Элла спохватилась, что не сходила, как хотела, к председателю кооператива. Она сидела в кресле, вытянув ноги, читала фамилии артистов, занятых в ролях, муж, торопясь успеть до начала действия, ползал на коленях по полу, собирал в коробку разбросанные по всей комнате игрушки. Ладно, завтра схожу, лениво подумала Элла, но потом подумала, что завтра снова может забыть, и послезавтра что-нибудь помешает, а там какой-нибудь случай — и уйдет у нее эта шапка, а председателю кооператива обязательно надо бы.

Она заставила себя подняться, оттолкнув назад мягко зашоркавшее колесиками по паласу кресло, опять слазила на антресоли, достала шапку и завернула ее в «Правду».

— Я через минуту, сейчас, — сказала она мужу.

Председатель кооператива был лысоватый, в очках, сутулый мужчина научного вида, с большим, похожим на грушу носом, толстыми лиловыми губами. Он был уже в пижаме, когда открыл Элле, и без очков, и жена его, промелькнувшая в глубине квартиры, тоже в ночной рубашке, — собирались уже, наверное, ложиться спать.

— А-а… да-да, спасибо, — неловко себя чувствуя перед Эллой в пижаме, сказал председатель, когда она развернула газету и достала шапку. — Я даже не ожидал, вот, право… Мы так давно уже с вами говорили об этом….

— Ой, ну вы меня просто не знаете, — сказала Элла, улыбаясь. — Если я что говорю — это точно. Сейчас, конечно, конец сезона, но зима-то ведь снова будет.