Большую работу провел Тургенев над образом майора. На основной его рисунок, набросанный уже в самом начале («Он принадлежал к числу так называемых „бурбонов“, т. е. выслужившихся солдат»), Тургенев как бы накладывает новые мазки, которые придают фигуре майора большую живописность и большую сатирическую заостренность. Так, только во втором слое черновика описание внешнего облика майора дополняется новой фразой: «Он застал его сидящим на диване в шлафроке нараспашку и с трубкою в зубах»; и только во втором слое белового автографа рядом с майором появляется «толстый корноухий кот» — своего рода двойник «тучного и неуклюжего» майора. В черновике еще полностью отсутствует угроза порки («я бы просто выпорол вас») — этот мотив вводится лишь в процесс правки беловою автографа. В результате ряда исправлений и дополнений речь майора становится еще более грубой и категоричной. Окрик: «А вы у меня не рассуждайте!» заменяется более энергичным: «А у меня не рассуждать!»; «Знаться можете с кем угодно» — на: «Знаться можешь с кем угодно»; на полях черновика появляется фраза о «бабе мокроподолой», в беловой текст вписывается восклицание: «Поведенц первый сорт!». См. также раздел «Варианты» в издании: Т, ПСС и П, Сочинения, т. V, с. 462–465.

Критические отзывы о «Петушкове» были немногочисленны. Сейчас же после выхода в свет книжки «Современника» с новой повестью Тургенева Некрасов писал ему: «Недавно (в IX №) напечатали мы Вашу повесть „Петушков“, повесть эта хороша и отличается строгой выдержанностью — это мнение всех, с кем я о ней говорил. Мне она и прежде очень нравилась, и я очень рад, что не ошибся в ней» (письмо от 12 сентября 1848 г. — Некрасов, т. X, с. 115). Дружинин в своей большой статье о повестях и рассказах Тургенева (1857), в соответствии с общими своими эстетическими воззрениями, осудил «Петушкова», причислив его вместе с «Тремя портретами» и «Разговором на большой дороге» к самому слабому «как по форме, так и по миросозерцанию, в них выраженному», разряду ранних повестей Тургенева (Дружинин, т. 7, с. 324). По словам критика, повесть «производит на читателя впечатление неловкое и неприятное. Здесь Тургенев смелейшими шагами подходит к океану жизненной пошлости, но едва устремивши взоры в эту бездну, так не подходящую ко всему складу его дарования, сам пугается своей смелости, а затем повторяет зады, давно уже сказанные гораздо лучше». Расшифровывая далее этот намек на влияние Гоголя, Дружинин заключает: «По всей повести, в ослабленном виде, высказывается взгляд великого юмориста, его манера, даже особенности его слога, вкравшиеся туда, по всей вероятности, независимо от произвола ее автора» (там же, с. 322–323).

Ап. Григорьев в статье «И. С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа „Дворянское гнездо“» (Рус Сл, 1859, № 4) значительно глубже истолковывает связь «Петушкова» с «натуральной школой» и традициями Гоголя. Он противопоставляет Тургенева «чистому натурализму», под которым понимает «изображение действительности без идеала, без возвышения над нею» (в качестве примера такого «натурализма» он называет «Обыкновенную историю» Гончарова и произведения Писемского). «Творчество Гоголя проникнуто сознанием идеала, так называемая натуральная школа — болезненным юмором протеста.