|
Мельница шумела и стучала вдали, то громче, то тише, смотря по ветру. Господский табун лениво бродил по лугу; пастух шел, напевая, за стадом жадных и пугливых овец; сторожевые собаки со скуки гнались за воронами. По роще ходил, скрестя руки, Лучков. Его привязанная лошадь уже не раз отозвалась нетерпеливо на звонкое ржание жеребят и кобыл. Авдей злился и робел, по обыкновению. Еще не уверенный в любви Маши, он уже сердился на нее, досадовал на себя… но волнение в нем заглушало досаду. Он остановился, наконец, перед широким кустом орешника и начал хлыстиком сбивать крайние листья…
Ему послышался легкий шум… он поднял голову… В десяти шагах от него стояла Маша, вся раскрасневшаяся от быстрой ходьбы, в шляпке, но без перчаток, в белом платье, с наскоро завязанным платочком на шее. Она проворно опустила глаза и тихо покачнулась… Авдей неловко и с натянутой улыбкой подошел к ней. — Как я счастлив… — начал было он едва внятно. — Я очень рада… вас встретить… — задыхаясь перебила его Маша. — Я обыкновенно гуляю здесь по вечерам… и вы… Но Лучков не умел даже пощадить ее стыдливость, поддержать ее невинную ложь. — Кажется, Марья Сергеевна, — промолвил он с достоинством, — вам самим угодно было… — Да… да… — торопливо возразила Маша. — Вы желали меня видеть, вы хотели… — Голос ее замер. Лучков молчал. Маша робко подняла глаза. — Извините меня, — начал он, не глядя на нее, — я человек простой и не привык объясняться… с дамами… Я… я желал вам сказать… но, кажется, вы не расположены меня слушать… — Говорите… — Вы приказываете… Ну, так скажу вам откровенно, что уже давно, с тех пор как я имел честь с вами познакомиться… Авдей остановился. Маша ждала конца речи. — Впрочем, я не знаю, для чего это всё вам говорю… Своей судьбы не переменишь… — Почему знать… — Я знаю! — мрачно возразил Авдей. — Я привык встречать ее удары! Маше показалось, что теперь по крайней мере не следовало Лучкову жаловаться на судьбу. — Есть добрые люди на свете, — с улыбкой заметила она, — даже слишком добрые… — Я понимаю вас, Марья Сергеевна, и, поверьте, умею ценить ваше расположение… Я… я… Вы не рассердитесь? — Нет… Что вы хотите сказать? — Я хочу сказать… что вы мне нравитесь, Марья Сергеевна, чрезвычайно нравитесь… — Я очень вам благодарна, — с смущением перебила его Маша; сердце ее сжалось от ожидания и страха. — Ах, посмотрите, господин Лучков, — продолжала она, — посмотрите, какой вид! Она указала ему на луг, весь испещренный длинными, вечерними тенями, весь алеющий на солнце. Внутренне обрадованный внезапной переменой разговора, Лучков начал «любоваться» видом. Он стал подле Маши… — Вы любите природу? — спросила она вдруг, быстро повернув головку и взглянув на него тем дружелюбным, любопытным и мягким взглядом, который, как звенящий голосок, дается только молодым девушкам. — Да… природа… конечно… — пробормотал Авдей. — Конечно… вечером приятно гулять, хотя, признаться, я солдат, и нежности не по моей части. Лучков часто повторял, что он «солдат». Настало небольшое молчание. Маша продолжала глядеть на луг. «Не уйти ли? — подумал Авдей. |
