— Я ещё лошадь себе куплю… живую, всамделишную лошадь! Буду ездить в училище верхом!..
Ему так понравилась эта мысль, что он даже улыбнулся, хотя улыбка была какая-то пугливая, — мелькнув, тотчас же исчезла.
— Бить тебя уж никто теперь не будет, — вдруг сказала Маша Пашке, глядя на него с завистью.
— Найдутся охотники! — уверенно возразил Илья. Пашка взглянул на него и, ухарски сплюнув в сторону, спросил:
— Ты, что ли? Сунься-ка!
Снова вмешался Яков.
— А как чудно, братцы!.. был человек и ходил, говорил и всё… как все, — живой был, а ударили клещами по голове — его и нет!..
Ребятишки, все трое, внимательно посмотрели на Якова, а у него глаза полезли на лоб и остановились, смешно выпученные.
— Да-а! — сказал Илья. — Я тоже думаю про это…
— Говорят — умер, — тихо и таинственно продолжал Яков, — а что такое умер?
— Душа улетела, — сумрачно пояснил Пашка.
— На небо, — добавила Маша и, прижавшись к Якову, взглянула на небо. Там уже загорались звёзды; одна из них — большая, яркая и немерцающая была ближе всех к земле и смотрела на неё холодным, неподвижным оком. За Машей подняли головы кверху и трое мальчиков. Пашка взглянул и тотчас же убежал куда-то. Илья смотрел долго, пристально, со страхом в глазах, а большие глаза Якова блуждали в синеве небес, точно он искал там чего-то.
— Яшка! — окликнул его товарищ, опуская голову.
— А?
— Я вот всё думаю… — голос Ильи оборвался.
— Про что? — тихонько спросил Яков.
— Как они… Убили человека… суетятся, бегают… говорят разное… А никто не заплакал… никто не пожалел…
— Еремей плакал…
— Он всегда уж… А Пашка-то какой? Ровно сказку рассказывал…
— Форсит… Ему — жаль, только он стыдится. А вот теперь побежал и, чай, так-то ли ревёт, — держись!
Они посидели несколько минут молча, плотно прижавшись друг к другу.
Маша уснула на коленях Якова, лицо её так и осталось обращённым к небу.
— А страшно тебе? — шёпотом спросил Яков.
— Страшно, — так же ответил Илья.
— Теперь душа её ходить будет тут…
— Да-а… Машка-то спит…
— Надо стащить её домой… А и шевелиться-то боязно…
— Идём вместе.
Яков положил голову спящей девочки на плечо себе, охватил руками её тонкое тельце и с усилием поднялся на ноги, шёпотом говоря:
— Погоди, Илья, я вперёд пойду…
Он пошёл, покачиваясь под тяжестью ноши, а Илья шёл сзади, почти упираясь носом в затылок товарища. И ему чудилось, что кто-то невидимый идёт за ним, дышит холодом в его шею и вот-вот схватит его. Он толкнул товарища в спину и чуть слышно шепнул ему:
— Иди скорее!..
Вслед за этим событием начал прихварывать дедушка Еремей. Он всё реже выходил собирать тряпки, оставался дома и скучно бродил по двору или лежал в своей тёмной конуре. Приближалась весна, и в те дни, когда на небе ласково сияло тёплое солнце, — старик сидел где-нибудь на припёке, озабоченно высчитывая что-то на пальцах и беззвучно шевеля губами. Сказки детям он стал рассказывать реже и хуже. Заговорит и вдруг закашляется. В груди у него что-то хрипело, точно просилось на волю.
— Будет тебе! — увещевала его Маша, любившая сказки больше всех. |