– Я стараюсь для нас обоих, – сказал Кудлин, – но мы действительно проверили всю цепочку. О наших переговорах могли знать еще двое, один из которых тесно связан с Ревазом.

– Кто?

– Гиви Челанишвили. Хорек, как его обычно называют. Он много лет работал вместе с Ревазом, мог знать о том, куда и зачем тот едет. И самое главное, что до этого у них произошла ссора, о которой многие в Москве уже знали.

– Предположим, – согласился Рашковский, – предположим, что он знал Реваза и выдал его. Но он не мог знать про Леонаса. Тогда кто выдал Леонаса?

– Есть еще один человек, – торжествующе сообщил Кудлин, – это хромой Джамал.

– Джамал, – задумчиво повторил Рашковский, – мы о нем даже не вспоминали.

– Он вывел нас на марокканцев, он предложил эту сделку, – напомнил Кудлин, – и был очень недоволен своими процентами, о чем говорил и тебе, и мне, считая, что мы обошлись с ним не совсем по-товарищески. Когда отправляли Реваза, он лично его инструктировал, а когда поехал Леонас, он не знал, кто именно будет, но знал, что поехал второй посланец. Ведь инструкции Леонасу давал я. Поэтому того взяли не на границе, как могло быть, если бы предатель знал имя и фамилию нашего гостя, а прямо во время встречи с марокканцем. Между прочим, это мое алиби, я ведь знал точно весь маршрут Леонаса. – С видом победителя он посмотрел на Рашковского.

– И ты не мог об этом раньше вспомнить? – нахмурился Валентин Давидович.

– Мне казалось это просто невероятным – ведь Джамал должен был получить в ходе сделки большие деньги. Но, видимо, чувство обиды и уязвленная гордость оказались сильнее. У этих кавказцев гипертрофированное чувство самолюбия.

– Не забывай, у меня бабушка грузинка, – заметил Рашковский.

– А у меня бабушка осетинка, – усмехнулся Кудлин, – и я помню, что мы оба из Тифлиса. Только наши гордые родословные тут ни при чем. Ты сам прекрасно знаешь, что для кавказского мужчины оскорбленное самолюбие дороже любых денег. Если это был Джамал, тогда все сходится.

– Удавлю его, как котенка, – сжал руку в кулаке Рашковский.

Собака, уловив его движение, подняла голову.

– Ничего, ничего, – погладил животное Валентин Давидович, – успокойся, все нормально.

– Пока мы ничего не знаем, – продолжил Кудлин, – но обязаны все узнать и проверить.

– Ага. Послать третьего, четвертого, пятого, пока наконец они все не начнут давать против нас показания? – зло спросил Валентин Давидович.

– Нет. Не нужно доводить до крайностей. Надо подготовить и послать человека, который будет в курсе наших дел. Новичок, из которого вообще ничего нельзя выжать. Такой «попка-дурак», «обманка», к которой будет приковано внимание возможных соперников, друзей и правоохранительных органов. Если пройдет благополучно, значит, все в порядке. Ели возьмут, значит, это кто-то из наших. Джамалу и Гиви мы ничего говорить не будем. Может быть, «крот» завелся у наших марокканских друзей.

– Интересно, – немного подумав, согласился Рашковский, – и где ты собираешься искать этого «попку-дурака»? Чтобы он, с одной стороны, был достаточно умным, чтобы все проверить на месте, а с другой – достаточно глупым, чтобы ничего не узнавать и не расспрашивать. Где ты возьмешь такого?

– Найду, – уверенно заявил Кудлин. – Самое важное – определиться со стратегией. Он не знает, от кого туда едет, и о его визите не должен знать никто, кроме нас двоих.