«L'appetit vient en mangent , — говорит французская пословица. Не менее справедливо можно было бы сказать, что «l'amour vient en aimant . Постоянно заботясь о предмете своей непроизвольной любви, Ластов, сам того не замечая, все более и более привязывался в нему. Пробным камнем этой привязанности послужили два визита, сделанные ему в начале лета.
Первым визитантом был знакомец наш Куницын. Не дав Анне Никитишне времени отомкнуть порядком дверь, он буйно ворвался в прихожую, чуть не сбив при этом с ног старушку:
— Вам кого? — остановила она его, поправляя на голове чепец.
— Если позволите, не вас, старая мегера! — желчно пробурчал он в ответ, с силою швыряя с ног непослушную калошу, которая, ударившись об стену, кувырнулась, как жонглер, в воздухе и потом уже улеглась на полу подошвою кверху.
— Да их нет дома, — обиделась почтенная женщина. — Заходите опосля.
— Когда ж он возвращается?
— А как придется: когда в три, а когда и к вечеру, в полночь.
— Так я обожду.
Он стал скидывать пальто. Старушка оторопела.
— Да нет же, сударь, нельзя-с…
— Отчего это?
— Я не знаю, можно ли… Повремените чуточку… Она с осторожностью отворила кабинетную дверь и проворно юркнула в нее. Там сидела за шитьем одна Мари; Ластова не было дома.
— Марья Степановна, матушка моя, убирайтесь живее!
— Куда? Зачем? — вопросила та, глядя на нее большими глазами.
— Да вон туда, в спальню. Гость пришел и хочет дожидаться Льва Ильича.
Тут в комнату вошел сам Куницын.
— Tiens, tiens, tiens ! — воскликнул он, узнав швейцарку. — Wo kommen Sie her, holde Scheme ? Мы с нею давнишние знакомые, — обратился он внушительно к хозяйке. — Будьте так добры испариться.
Старушка, бормоча, повиновалась. Как на угольях, стояла Мари перед нежданным гостем, перебирая в смущении свой чистенький ситцевый передник.
— Herr von…? Я запамятовала вашу фамилию.
— Куницын, — помог ей молодой фат, разваливаясь с некоторою театральностью на диване. — Это ужасно, эт-то у-жасно!
— Что с вами, г. Куницын, вы вне себя? Он трагически взъерошил себе волосы.
— Успокойтесь. Не надо ли вам гребенки?
— Гре-бен-ки? Мари, о Мари! Было время, вы были без памяти влюблены в меня, вам, должно быть, известно, что я за человек — добрейший, великодушнейший!
— Вы очень ошибаетесь, сударь, если думаете, что внушали мне когла-либо какое-нибудь чувство.
— Что тут отговариваться? Заболели еще не на живот, а на смерть, когда узнали о моем сватовстве на другой; cela saute aux yeux . Но что вспоминать? Дела минувшие!
— Да если я вас уверяю… Наконец, вы видите, что я теперь у господина Ластова, следовательно… Я тогда по нем стосковалась.
— Эк я не догадался! — хлопнул себя по лбу Куницын. — Вы у него la maitresse… de la maison ? Молодец же он, ей-ей, молодец! Не ожидал я, признаться, от него. Всегда скромником таким, законником смотрит, воды не замутит. Ну, как у вас тут житье-бытье?
Говоря так, денди наш встал, поправил в глазу стеклышко и, с улыбочкой полулукавой, полунахальной, приблизился к девушке.
— Славное мясцо, — сказал он, щипнув ее в полную, розовую щеку, — парное!
Мари, как полотно, побелела, непритворный гнев блеснул в ее глубоких черных глазах.
— Да как вы посмели, сударь…
— Как видите, посмел. |