А между тем за столом завершался торг.

— Значит, договорились: в субботу ваши люди привозят на базар сено. Половину — в Трехостровскую, половину — в Береславку, — подытоживала деловую встречу Софья Казимировна Пуришкевич, овладев инициативой.

Это Ольга Павловна почувствовала по ее тону, по оживленному блеску в голубых глазах, каковой загорается лишь в случае успеха.

— А пароль будет?

— Обязательно. Наши люди подойдут и, допустим, спросят: «Уж не Вениамин ли Бурков столько накосил?»

— Нет, нет, — испугалась вдовствующая попадья. — Не надо упоминать его фамилию. Ею казачки детишек пугают…

— И правда, — прохрипел Бурков, — давайте что-либо другое придумаем.

Сошлись на простом и не вызывающем подозрения. Подошедший возьмет быка за рога: «Если за миллион продашь, поехали», — обозник ответит: «Если еще любую половину накинешь, тогда поеду». А уж детали — куда везти, где менять винтовки на патроны — уточнятся по ходу торга.

Когда прощались в сенцах, Бурков, с надеждой глядя в глаза связной, высказал заветное:

— Если в центре решат, что нам нужны комиссары, то передай мою просьбу: пусть сюда направят тебя.

— А как же Ольга Павловна?

— Какой она комиссар, — сморщился, как от зубного зуда, бывший есаул. — Одно слово «попадья». Стреножила меня, проклятая. Вот ты — другое дело. Ты из нашего роду-племени. Что задумано — нужно довести до конца. Или — или.

— Спасибо за похвалу, — протянула маленькую крепкую руку связная. — Непременно нужно доводить до конца.

На следующее утро Софья двинулась в соседние хутора: может быть, они окажутся удачливее для девушки из города, желающей обменять французский пеньюар, оренбургский платок, бухарский шелковый отрез на хлеб, просо, сало…

Через два часа пути, в нелюдимой балке близ леска ее задержал наряд чоновцев. Девицу с подозрительным буржуйским ассортиментом для обмена посадили на коня и с сопровождающим отправили до ближайшего разъезда, а оттуда первым же проходящим поездом в Царицын, к товарищу Чугунову.

В назначенное утро на базаре Береславки и Трехостровской чоновцы встретили условленным паролем людей Буркова. Приблизительно в это же время в доме гражданки Смердовой была взята без шума и выстрелов вся головка «народной» армии.

Никто из станичников не пожелал проводить земляка в дальний путь. Лишь Анфиса, сложив на груди сильные руки, с тоской глядела, как заколачиваются двери и ставни поповского дома, в тайниках которого — Буркова даст голову на отсечение, если не так, теперь пропадет несметное богатство.

Бурков от всего открещивался до тех пор, пока ему не показали среди состава эсеровского «центра», арестованного на днях, «связную» Софью Казимировну Пуришкевич, а по настоящим документам-сотрудницу отдела губчека по борьбе с бандитизмом Людмилу Ивановну Мартынову.