В отличие от Грибоедова дипломатическая карьера Кюхельбекера оборвалась внезапно там же, где началась. Никаких особых поручений он в Тифлисе не выполнял, и Ермолов в мае 1822 года был вынужден отправить бездельника в Россию, использовав в качестве предлога для высылки его участие в дуэли с чиновником Н. Н. Похвисневым. Кюхельбекер продолжал помнить Грибоедова. 10 июля 1828 года он из Динабургской крепостной тюрьмы написал Пушкину письмо, в котором интересовался, «получил ли Грибоедов мои волоса?».
Проживая и продолжая службу в Тифлисе, Грибоедов не переставал заниматься Персией. Очевидно, что на тот период он был в Коллегии иностранных дел России главным экспертом по этой стране. Именно с ним вице-канцлер и статс-секретарь граф Нессельроде ведёт переписку по важным вопросам, имевшим касательство к Персии и Турции. В письме № 2096 от 25 декабря 1823 года он пишет Его Высокородию А. С. Грибоедову:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
Мирным договором и торговою конвенциею, заключёнными в Туркменчае, предоставлено Российскому Министру в Персии, как равно Генеральному консулу и консулам иметь суд и расправу над российскими подданными. По сему обстоятельству имею честь при сем препроводить Вам ВЫСОЧАЙШЕ утверждённые правила, коими как ВЫ, так и Генеральный консул в Тавризе должны руководствоваться. Екземпляр сих самых правил приобщён к инструкции, начертанной для Г-на Амбургера, содержащийся в следующем у сего за открытою печатью пакете на его имя, который покорнейше прошу отправить по принадлежности.
По окончании войны с Портою Оттоманскою имеют быть составлены правила для Миссии и Консулов наших в областях сей Державы учреждённых. В то время может быть признано будет нужным делать перемены и в доставляемых ныне Вам правилах. А потому предоставляется Вам по сим последним сообщить Министерству Ваши мысли, как равно мнение Генеральнаго нашего Консула в Тавризе, могущие служить или к дополнению, или к перемене таких статей, кои поместным соображениям окажутся неудобными.
Пребываю с истинным почтением Вашего Высокородия покорнейший слуга граф Нессельроде».
Главный дипломат Николая I питает явное уважение и доверие к Грибоедову, в предвидении завершения Русско-турецкой войны советуется с ним по важным вопросам установления будущих дипломатических отношений с Турцией и просит его высказать на этот счёт свои соображения.
Нужно отметить, что назначением в качестве посланника в Тегеран поэт сильно тяготился. К этому времени автор «Горя от ума» получил широчайшую известность в России и, по всей видимости, стал ощущать, что дипломатическая карьера не для него, критически оценивая свои чиновничье-административные способности. В ноябре 1828 года в письме из Тавриза он писал бывшей воспитательнице своей жены, П. Н. Ахвердовой: «Мне кажется, что я не вполне на своём месте, нужно бы побольше умения, побольше хладнокровия. Дела портит мой характер. Я делаюсь угрюмым; иной раз на меня нападёт охота остепениться, и тут уже я действительно глупею. Нет, я вовсе не гожусь для службы. Меня назначать не следовало. Мне кажется, что я не способен выполнять как следует служебные обязанности».
Совершенно очевидно, что поэта тяготила не дипломатическая стезя как таковая, а служба вообще. Уже в пути из Петербурга в Тегеран он почувствовал, что ему было «тошно от этой Персии, с этими Джафарханами», с которыми у него ничего общего не было и примитивные интересы которых вращались вокруг самых низменных для него вещей: власти и денег. Персы, как писал в то время один английский дипломат, дикие, мстительные, корыстолюбивые, ждали от «Грибоеда» только подачек, угождений и подарков.
Второй секретарь русской миссии К. Ф. Аделунг оставил яркое и впечатляющее описание кулинарных нравов персов, вознамерившихся угостить русских дипломатов и сопровождавших их офицеров кавказской армии: «Министр (Грибоедов. |