Рассуждение мужиков вполне резонно: Владимир стоит на большой дороге из Москвы на Нижний Новгород и далее — на Казань. Отсюда примерно 180 верст до Москвы и раза в три дальше — до Казани.
Именно этой дорогой, из Москвы в Казань, отправил своих героев и автор «Тарантаса». И Павел Иванович Чичиков вполне мог повстречать Ивана Васильевича, прогуливающегося на соборной площади Владимира. Оба произведения создавались практически одновременно.
Это совпадение не случайно. Образ дороги в его реалистическом и метафорическом наполнении властно вступал тогда в русскую литературу. Он соединял и примирял любезный русскому сердцу романтизм с «критическим реализмом». Он был одним из основных в творчестве Пушкина и Гоголя. Ведущая бог весть куда разбитая русская дорога приземляла поэзию и возвышала прозу.
Но вернемся к бричке Чичикова. Вот как описывает внешность этого легендарного экипажа В. И. Даль.
«Бричка — легкая полукрытая повозка; повозка с верхом, будкой, волчком; более известны польские брички: легкие, дышловые, с плетеным кузовом, кожаным верхом, внутри обитые» (46, 128).
Дорожные достоинства брички были относительными. «Бричка хоть и покойнее телеги, но недалеко ушла от нее и вдесятеро беспокойнее тарантаса и зимней повозки», — свидетельствует Иван Аксаков (2, 50).
Именно бричку избрал для своего путешествия английский офицер Джеймс Александер, ехавший из Москвы в Одессу летом 1829 года.
«Пришла пора продолжить наше путешествие на юг. Мне посоветовали купить легкую сибирскую бричку; я разместил багаж на дне экипажа, сверху бросил мешок с сеном для лежания, мы устроились поудобнее и, попрощавшись с друзьями, выехали за шлагбаум» (6, 138).
* * *
Весьма схожа с бричкой и так называемая нетычанка (двуколка с плетеным кузовом), на которой путешествовал по Малороссии приятель Гоголя Иван Аксаков.
«Сделав с лишком 1200 верст в телеге, я нашел очень неудобным перекладываться на каждой станции, терять и портить вещи, а потом и самого себя приводить после каждого переезда в состояние, негодное для работы почти на целые сутки. Представился удобный случай, и я купил нетычанку (так зовется этот экипаж в Малороссии, Новороссии и в Западном краю) превосходную, заграничной венской работы, за 55 рублей серебром. Мне уже обещали купить ее в случае, если мне придется возвращаться зимним путем. Это телега же, особенного устройства, плетенная из камыша, на рессорах, также особенного простого устройства. Она не так покойна, как обыкновенный рессорный экипаж или даже тарантас, но покойнее телеги и легче телеги, так что без затруднения можно ехать парой. Я очень доволен этой покупкой…» (3, 251).
Обычным явлением на российских дорогах был неторопливый тарантас. В одноименной повести В. А. Соллогуба он представлен как некое чудище, реликт допотопных времен и символ отечественной неуклюжести. Однако это не совсем так. Точнее, тарантасом могли называть очень разные по внешнему виду и внутреннему устройству экипажи. Иван Аксаков приобрел тарантас и с удобством путешествовал на нем из Москвы в Самарскую губернию (2, 369). В письмах отцу из Астрахани он расхваливал достоинства заказанного у местных мастеров тарантаса. «Тарантас наш будет на днях готов, просто чудо, широкий, легкий, с разными удобствами» (2, 174).
В Толковом словаре В. И. Даля дается весьма широкое определение тарантаса как «дорожной повозки на долгих, зыбучих дрогах». В свою очередь, дроги — «продольный брус у летних повозок всех родов для связи передней оси (подушки) с заднею; дрога определяет длину хода, бывает деревянная и железная, парная и одиночная, посредине». Тарантасные дроги, сообщает Даль, для прочности выделывались обычно из зеленого дуба.
Изготовление тарантасов было достаточно сложным ремеслом, навыки которого передавались от отца к сыну. |