Бюро предлагало своим клиентам авиационные, железнодорожные и автобусные экскурсии. Эти последние имели продолжительность от двух до пяти дней.

Со временем я освоил большую часть всех автобусных маршрутов, которые предлагало Бюро. Ездить приходилось во все стороны от Москвы.

Я любил приезжать в N. с ночлегом. Здешняя маленькая гостиница пахла свежей краской и выглядела вполне юной. Никакого имени ей так и не придумали, и все называли ее просто — гостиница.

Гостиница под завязку вмещала всю пеструю автобусную компанию: тридцать туристов, двух шоферов и экскурсовода. Все номера, кроме одного, были трех- и четырехместные.

Жемчужиной заведения был уютно расположенный сбоку над лестницей одноместный номер 12. И хотя по своим габаритам он сильно напоминал поставленный на бок спичечный коробок, я всегда мечтал об этом пристанище.

Водворившись в номер 12, я наслаждался полной независимостью. Мне не нужно было слушать застольные речи шоферов. Я был обособлен от шумной вечеринки тружеников обувной фабрики или активистов «почтового ящика». Из окна своего апостольского номера я видел башни монастыря, то облитые ласковым утренним солнцем, то грозно чернеющие на огненном фоне заката.

Как славно было ранним летним утром выйти из гостиницы и под крик петухов пройти через просыпающийся поселок. Огромные сосны, помнившие еще преподобного Сергия, гордо возносили свои кроны. Палисадники сверкали росой. Из-под осевшей за ночь дорожной пыли выглядывали разноцветные булыжники старинной мостовой у стен монастыря. Первые торговки с корзинками спешили занять место за прилавком базара.

А я все шел и шел к заветной цели своего путешествия — песчаной отмели на берегу небольшой реки, протекавшей на окраине поселка. Там, скинув одежду, я вдоволь плавал и нырял в ее прохладных водах. Выше по течению реки были одни заброшенные деревни. Поэтому вода была кристально чистой.

Потом, не торопясь, я одевался, шел на базар и покупал за 25 копеек стакан только что сорванной с грядки клубники. С этой добычей я отправлялся в монастырь, садился на какой-нибудь пенек в заброшенном монастырском саду и, разглядывая узоры древней архитектуры, неторопливо поглощал благоуханное содержимое газетного кулька.

Хорошо было в N. и зимой, когда монастырь тонул в сугробах, когда по его стенам гулял ледяной ветер, а в номере 12 дышала жаром гармошка батареи, лежала на столе раскрытая книга и золотился стакан крепкого чая, приготовленного с помощью запретного кипятильника.

Таков был мой N. и моя гостиница, какими я запомнил их с тех далеких времен. Но — «как о воде протекшей будешь вспоминать…».

Глава сорок шестая.

Земля святого Сергия

Ростов давно и прочно занял особое место в каталоге моей памяти. Впервые приехав сюда еще в студенческие годы, я с тех пор навещал его несчетное количество раз. Кажется, я неплохо знаю этот город, его историческую судьбу и наследие старины. Я даже познакомился кое с кем из его жителей, хотя, признаюсь, не большой охотник до новых знакомств. В Ростове я чувствую себя как дома или, лучше сказать, как в гостях у своего старого друга.

Всякий раз, когда я брожу по его длинным улицам и коротким переулкам, — я чувствую за собой присутствие собора. Символ древнего Ростова, средоточие его духовной жизни, он похож на белое облако, спустившееся на землю.

Он построен по-московски — из кирпича, но отделан по-владимирски — белым камнем. Ростовский собор явно подражает формам своего знаменитого «тезки» — Успенского собора Московского кремля. Но и тот был, в свою очередь, творческим подражанием Успенскому собору во Владимире. Матрица явно поизносилась. Аристотелева геометрия смешалась с русской работой «на глазок».

Собор строили столичные мастера.