Однако он не поддался на провокацию. Он стал объяснять ей. Причем старался не оправдываться. Только спокойно объяснял. Он вечно в чем-то оправдывался перед ней, а она воспринимала это как признание вины. Она не слушала его. Пока он говорил, она подготавливала ответы, в которых не было никаких аргументов, одни претензии. Трудно переубедить человека, который свято убежден, что хлопчатобумажные розовые трусы лучше всего сохнут на батарее с большим числом секций, установленной перпендикулярно экватору. От такой аргументации можно только бежать, но убежать не удается. От такой аргументации обычно убегают по кругу и всегда возвращаются в исходную точку.

Он смирился. Вышел из квартиры. Даже не хлопнул дверью. Спокойно дошел до паркинга, сел в машину. Злости он не чувствовал. Лишь безразличие. После этого скандала он впервые провел ночь в институте, спал на полу.

Утром он позвонил в Стокгольм и сказал, что все-таки приедет. В институте с облегчением вздохнули.

Пересуды утихли. В начале июля он отвез Сильвию с дочкой на вокзал и даже руки на прощание ей не поцеловал. Домой он теперь возвращался поздними вечерами только для того, чтобы прослушать автоответчик. Он знал, что Сильвия никогда не «унизится» и не позвонит ему в институт. Но домой она тоже не звонила. В середине июля он полетел в Стокгольм. Поселился в отеле в центре города. Каждое утро организаторы семинара высылали специальный автобус, который собирал участников из разных гостиниц и доставлял их в корпус Аррениуса на территории кампуса, где размещаются факультеты химии, биологии и генетики.

Через неделю Блажей уже стал жалеть, что принял приглашение. Оказалось, что их собрали со всего света на целый месяц, чтобы обучить работать с новой программой, которую хотела купить одна из шведских фармацевтических фирм. Шведская Академия наук, организатор и хозяйка семинара, получила огромные деньги от фирмы при условии, что она протестирует программу, пригласив в Стокгольм как самых лучших специалистов в области нейробиохимии, так и начинающих, но перспективных. Ловкий план, особенно если принять во внимание, что стоимость программы вместе с затратами на консервацию составляла почти миллион долларов. Финансирующая семинар фирма рассчитывала на то, что она вычистит самые лучшие мозги. Программы этой Блажей не знал, но считал, что ради нее не стоило торчать целый месяц в холодном и дождливом Стокгольме. Американцы подобное обучение проводят в Интернете, и у них это занимает не больше недели. Кроме того, он рассчитывал встретить Херкенхама, но оказалось, что тот эмигрировал в Соединенные Штаты и в Швеции появляется редко. Через неделю организаторы пригласили всех на торжественный ужин в историческую стокгольмскую ратушу Штадсхузет. Когда закончились все официальные речи, которые пришлось выслушать, прежде чем переместиться к обильно уставленным столам, Блажей решил, что выпьет вина и пройдется пешком до отеля. Он подошел к официанту и взял с подноса бокал.

– Можно мне выпить с вами? – прозвучал за спиной женский голос. Произнесено это было по-польски.

Так он познакомился с Кингой. Она приехала из Кракова. Из Стокгольма она возвращалась на несколько дней в Польшу, а потом улетала в Балтимор на занятия в докторантуре: она получила стипендию от фонда Фулбрайта А Блажея она знала по публикациям. Восхищалась им. В Кракове все им восхищались. Она долго не решалась подойти к нему. Призналась она в этом, покраснев, как девочка. Она знала, где находятся Бичицы. У нее брат жил в Новом Сонче. Совсем недалеко от здания музея с иконами.

В тот вечер они много выпили. Блажей пошутил, что напьется до мировой скорби, если она не прекратит к нему обращаться чудовищно официально «пан профессор». Она пообещала, но только в том случае, если он в свой черед станет обращаться к ней по имени. Они разговаривали весь вечер.