– Мне очень жаль, Глэдис. Я рада бы помочь тебе. Ты была так добра ко мне…

Глэдис с трудом выдавила некое подобие улыбки.

– Только оставайся такой же. И никаких французских пирожных.

Ширли усмехнулась – явно по необходимости, в ответ на попытки Глэдис как-то развеять тяжкое ощущение от разговора.

– Не беспокойся. Теперь я сама способна добиться того, чего хочу.

И снова ни одного упоминания о Дэйве…

Через пару часов Глэдис собрала вещи и отправилась на такси к гостинице, в которой можно было снять номер надолго. Как временное обиталище – до тех пор пока Глэдис не найдет работу – она была достаточно удобна и дешева.

Теперь я смогу вырваться из когтей прошлого, подумала Глэдис, запираясь в комнате, служившей одновременно гостиной и спальней и обставленной вполне пристойной, хотя и не слишком дорогой мебелью.

Но эти здравые рассуждения не развеяли тоски и чувства одиночества.

Как она ни старалась, она не могла не думать, не вспоминать о доме – доме ее мечты, созданном Дэйвом с величайшей любовью и тщанием, вплоть до самых мельчайших деталей.

Если Дэйв сделал это для нее…

Если она ему все еще небезразлична…

Что, если Ширли права и она причинила Дэйву не меньше страданий, чем он ей? Можно ли восстановить то, что разрушено, перечеркнуть чудовищные ошибки и промахи? Удастся ли им опять соединиться – после всего, что произошло за последние дни?

Не теперь, сокрушенно подумала Глэдис. Если бы она осталась с Дэйвом в ту пятницу, не уехала с Майком… Или нашла в себе силы выслушать его прошлой ночью… Но нет, между ними всегда будет стоять та боль, которую они испытали по вине друг друга. И она станет рождать непонимание, заставит видеть все в ложном свете. Как вечное грозовое облако, омрачающее их счастье.

Пусть будет что будет, обреченно решила Глэдис.

Будь что будет.

В понедельник Глэдис первым делом отправила свои данные по трем адресам, где могла получить работу. И вскоре отовсюду, к ее невероятному облегчению и радости, получила ответы: собеседования назначены на следующую неделю. Конечно, это еще не гарантия того, что она будет принята, однако Глэдис была настроена решительно и непременно собиралась произвести наилучшее впечатление.

Когда наступила суббота, она внимательно просмотрела газеты в разделе объявлений о приеме на работу, отметив еще несколько вариантов.

Она не рассчитывала устроиться сразу же и не могла рисковать, поставив на одну карту всю свою будущность. В конце концов, на те три должности могли найтись и более достойные претенденты. Глэдис отправила еще два письма – в агентство путешествий и в компанию, занимавшуюся дополнительной подготовкой отстающих студентов.

Кроме того, она попыталась выяснить, нет ли каких-нибудь курсов для взрослых: по вечерам ей было особенно одиноко. Если поступить на них, встречаться там с новыми людьми, быть может, ее жизнь не покажется такой пустой…

С другой стороны, сперва нужно найти работу и решить, где она будет жить, ведь не собиралась же она навсегда застрять в гостинице!

К концу третьей недели самостоятельной жизни уверенность Глэдис в том, что она достигнет всего, чего захочет, заметно поколебалась. По окончании каждого собеседования она слышала одну и ту же фразу: «Мы вам позвоним». Разумеется, никто не звонил и не пытался каким-либо иным способом поставить ее в известность о своем решении. Глэдис даже не сообщали, что она не принята на работу, зачем-то оставляя надежду, которая с каждым днем становилась все призрачней.

Но одна мысль мучила ее больше остальных. Потому что… не наступало то, чего она была вправе ожидать от своего организма. Никаких признаков! Глэдис старалась убедить себя в том, что страхи напрасны: в самом деле, не могла же она забеременеть за один вечер, проведенный с Дэйвом, когда три года назад она шесть месяцев пыталась зачать и безрезультатно.