— Ты не знаешь, как это огорчит дядю и тетю…

— Что же, пусть себе огорчаются. Она их дочь, а ты ей не нянька.

— Но ты не имел права рассказывать! — воскликнула Эва.

— После того, что мне удалось подслушать, прежде чем я вошел в комнату, мне доставило удовольствие немного пооткровенничать. Твоя кузина довольно неубедительно разыграла сцену обморока. А вот бывший жених изобразил попавшегося на удочку палтуса. А когда я уже повернулся, чтобы уйти и предоставить им возможность переваривать информацию, крупная блондинка в жемчугах отпустила крайне обидное замечание о нравственном уровне твоей кузины… И это задело ту столь сильно, что она восстала из обморока, как вампир из могилы, и принялась вопить во все горло. — Голос Зака задрожал от едва сдерживаемого смеха.

— Полагаю, ты неплохо развлекся?

Голос Эвы невольно дрогнул. Ее расстроило равнодушие Зака к чувствам участников сцены, но нарисованная им картина была настолько правдоподобной, яркой и насыщенной мрачным юмором, что она не смогла сдержать улыбку.

— Видишь, моя красавица, ты снова улыбаешься, — пробормотал довольный Зак.

— Даже если при этом я сама себе противна? Ведь у меня нет никакого права считать себя лучше Троя и Абби, — проговорила Эва. — В тот же день я… спала с тобой.

— Но ты никогда не сделала бы этого, если бы все еще считала, что связана с женихом словом. У тебя слишком преданная натура. И я не верю, что ты смогла бы поступить так, как они.

— Ты просто хочешь заглушить во мне голос совести, — удрученно прошептала Эва.

— Тебе пойдет на пользу, если ты перестанешь вести себя как только что выпущенная из монастыря пансионерка. Никто не безгрешен, — напомнил ей Зак.

— Я очень многим обязана родителям Абигайль. Если бы они не взяли меня в пятилетнем возрасте к себе, меня отдали бы чужим людям. Они воспитали меня как собственного ребенка.

— Лгунья. Гостиную украшает дюжина фотографий кузины и ни одной твоей. Они довольно состоятельные, а ты в шестнадцать лет оставила школу и пошла работать.

— Я сама так решила. Нельзя ожидать от них большего. Тетя могла бы и вовсе отказаться от меня. Ведь я незаконнорожденная, — неловко признала Эва.

— Обычная вещь в наши дни.

— Мой отец был коммивояжером и, кажется, итальянцем.

— Горячая кровь Средиземноморья. Мне тоже следует извиниться за свою национальность? — Зак надменно поднял черную бровь, и Эва невольно улыбнулась.

— Я вовсе не извинялась.

— Нет, извинялась. Как повстречались твои родители?

— У мамы был отпуск, и она поехала на неделю в Венецию. Ей был двадцать один год, — принялась рассказывать Эва. — Родные отговаривали ее рожать, но она оставила меня. Маме было трудно, так как все отвернулись от нее. А когда ее не стало, естественно, не пришли в восторг, что я свалилась им на голову. Дедушка и бабушка были уже старенькие. И дядя с тетей решили принять меня, хотя не были обязаны это делать.

Зак ничего не ответил. Эва откинула голову на спинку сиденья, нервы ее постепенно успокаивались, напряжение уходило, тело медленно расслаблялось.

— Я, как всегда, не спросила, куда мы едем.

— Но тебе же все равно.

Она слегка покраснела.

— Да.