Костик сначала крепился и всеми силами старался помогать Травину, но потом тоже слег. Лежал он тихо, никого ни о чем не просил и только смотрел прямо перед собой печальными глазами. Продукты им пришлось экономить с первого же дня, но главное было не в продуктах — приближался к концу кислород. Пока еще они не пользовались масками и индивидуальными баллонами, но дышать с каждым часом становилось все труднее. Случись такое несчастье на Земле, они давно бы вынули окно и выбрались на свежий воздух. Но на Венере это было равносильно самоубийству.
Батыгин ненадолго затих. Слышалось только его прерывистое, тяжелое дыхание. Костик, приподнявшись на локтях, поманил к себе Травина. Беззвучно ступая по полу, тот подошел к нему.
— Что тебе? — Травин старался казаться бодрым и даже улыбнулся Костику, а Костик смотрел на его голову, ставшую за несколько дней серой от густо проступившей седины. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо чувствую, — шепотом ответил Костик. — А Николай Федорович?
— Плохо, — Травин вздохнул. — Плохо Николаю Федоровичу. Ему необходима срочная медицинская помощь и полный покой. А мы не можем предоставить ни того, ни другого. Но самое страшное — кислород кончается, а ведь больному он так нужен…
— Вот, вот, — торопливо кивнул Костик, и хохолок мотнулся над белыми бинтами. — Я и думаю — как можно сэкономить кислород, Георгий Сергеевич?
— Сэкономить?
— Да, для Николая Федорович…
— Как же ты сэкономишь кислород, Костик?.. Это же не еда и не вода. Каждый вздох не растянешь на неделю…
— Я стараюсь тихо лежать, совсем неподвижно лежать, чтобы мне меньше доставалось. Ведь когда человек лежит неподвижно, ему меньше нужно кислорода, правда?
— Правда, Костик, — Травин ласково погладил его по плечу. — Правда, дорогой…
— А Николай Федорович — он мечется, ему очень плохо… Но как бы нам еще сэкономить кислород? А, Георгий Сергеевич?.. Ведь Николая Федоровича надо спасти, во что бы то ни стало спасти…
— Мы постараемся спасти. А ты не волнуйся… Лежишь и лежи себе. — Травин говорил с Костиком, как с маленьким ребенком.
— Я все лежал и думал, — продолжал Костик. — Как спасти Николая Федоровича?.. Знаете, Георгий Сергеевич, я отдам ему свой кислород, тот, что в баллонах. Его хватит на сутки или даже немножко дольше. А лишние сутки — это так много! Вас, наверное, найдут…
— Неужели ты думаешь, что Николай Федорович захочет спасти себя ценою твоей жизни?
— А вы не скажете ему. Мог же я умереть… Вот и умер. Я уже все продумал. Я сумею сделать…
Левая бровь Травина медленно поползла вверх.
— Ты ничего не сделаешь, Костик. Если нам суждено погибнуть — погибнем вместе. И будет очень хорошо, если ты выкинешь нелепые мысли из головы.
— Нелепые! — Костик смотрел на Травина почти с ненавистью. — Нелепые!
— Да, нелепые. Ни я, ни Батыгин никогда не допустим ничего подобного. Ты умно придумал лежать спокойно. Вот и лежи.
— Хорошо, я буду лежать, — Костик равнодушно отвел глаза, а рука его, скользнув по матрацу, нащупала нож. — Раз велите — буду лежать, — повторил он.
Но Костик не умел притворяться, и Травин все понял. Он не знал, как ему поступить: хотелось и расцеловать этого мальчишку с забавно торчащим хохолком и беспощадно выпороть его.
Он сделал вид, что поверил Костику, и отошел. Но теперь у Травина появилось новое не очень приятное занятие: следить, чтобы не покончил жизнь самоубийством самоотверженный Костик…
Однажды Травина и Костика разбудил неожиданный несильный удар. |