— Слушаю вас, — повторил Батыгин, поворачивая регулятор. Лицо на экране просветлело — Андрей Тимофеевич увидел собеседника.

— Виктор все время пропадает у вас, а мы никак не соберемся потолковать, — сказал Андрей Тимофеевич. — Вот я и решил позвонить. Нам с женою чрезвычайно лестно, что Виктор заслужил ваше расположение…

— Андрей Тимофеевич! Мы же не первый день знакомы… Зачем такое длинное предисловие?..

— Да, — голова на экране коротко кивнула. — Я позвонил, чтобы поговорить о Викторе. Говоря честно, нас с женою беспокоит его близкое знакомство с вами, — слова прозвучали не очень любезно, и Андрей Тимофеевич постарался сгладить впечатление улыбкой. — Это не более чем родительская слабость, и вы, конечно, поймете нас с Лидией Васильевной. Нам хочется самим определить будущее Виктора…

Андрей Тимофеевич умолк и посмотрел на собеседника; их глаза на экране встретились. Батыгин ждал.

— Виктор все больше и больше выходит из-под моего влияния; простите, но мы с женою видим, как рушатся в его душе основы, заложенные с детства. Это было бы неприятно любому отцу, и это неприятно мне.

— Какое же будущее вы собираетесь предначертать Виктору?

— О, это слишком долго рассказывать — так много интересного на свете!

— Верно, однако сын ваш увлечен астрогеографией…

— Нельзя так серьезно относиться к фантазиям ребенка. Они еще не раз изменятся. Виктор впечатлителен, горяч, и по неопытности его потянуло к необычному… А нам хочется, чтобы он нашел себе другое занятие. Я уж не говорю о том, что отцы выстрадали право на благополучие своих сыновей. В конце концов человечество страдало, боролось и продолжает бороться за коммунизм для того, чтобы коммунистические поколения смогли обрести спокойную жизнь.

Батыгин почувствовал, что начинает раздражаться, и опустил глаза. Ну, конечно, сейчас этот человек начнет доказывать ему, что эпоха напряженного труда осталась позади, что ориентироваться нужно на будущее, а оно таково, что все станут получать по потребности и, значит, предстоит лишь из года в год обеспечивать тот же уровень производства или слегка повышать его. Как это убого и как это уже старо!

— Я понял вас, — стараясь быть спокойным, сказал Батыгин. — И простите, спешу.

Батыгин резко повернул регулятор, и лицо Андрея Тимофеевича мгновенно исчезло с экрана. Батыгин всеми силами пытался сдержать себя, заглушить нараставшую в душе ярость, но не совладал с собою. Слишком о многом говорил ему этот короткий, внешне ничем не примечательный разговор. Казалось бы — просто еще один выходец из прошлого, равнодушный и трусливый человек, пытается встать на его пути, но Батыгин очень хорошо помнил, как вот такие люди мешали ему, как он боролся с ними, боролся и побеждал, но сколько сил они отняли у него! Он ненавидел их, и они отвечали ему не менее откровенной ненавистью. «Да, в социалистическом обществе покончено с классовой борьбой, — думал Батыгин, — но вот с такими сторонниками мещанского рая еще предстоит затяжная борьба. Лет тридцать назад они кичились собственными дачами, машинами, телевизорами новейших марок, а теперь — теперь все желания их исчерпываются возможностью получать по потребности!»

Дерзновенные слова сказали Маркс и Энгельс людям: подлинная история человеческого общества начнется лишь с коммунизма, а все, что было до него, — это предыстория. Смысл коммунизма и заключался для Батыгина в том, что коммунизм высвобождал энергию человечества для творчества. Раньше люди тратили время на распри, расходовали разум и силы на войны, соперничество, поиски хлеба насущного.