Раненных перевязывают, один без сознания, второй зубами скрипит, но держится. Катер прямо на песок выносит, экипаж с него на берег выкидывается и пытаются нас уже с суши огнем стрелковки накрыть. Дурачье, им надо было поворот крутой заложить, чтобы боком выкинуло, тогда бы пулемёт на носу можно было бы задействовать. Мой пулемётчик с ПКМом прямо на нос бухнулся и начал берег поливать. Партизаны или повстанцы, хрен их разберет, к джунглям кидаются, катер бросили, несколько трупов на берегу оставили. Ну суки, хрен уйдёте, бегают мои матросы куда получше вас.
Десантируемся прямо в воду и в боевом порядке на берег. Слышу, уже с коробки «кашки» (вертолёты) пошли. Поддержка есть, сейчас и десант подойдёт. До джунглей из нападавших немного добежало. Загнали мы их туда, в пальмы. Тут-то мне и опять не по себе стало. Из джунглей по нам несколько десятков стволов ударило, видно или пост наблюдения или группа огневой поддержки сидела. Не просто катер в эту сторону удирал, знали, что делают. Залегли, надо отходить. Чужая территория всё-таки, может мы сейчас уже третью мировую начинаем.
Партизаны эти чёртовы орут, как стадо обезьян, мы выстрелами тут всю живность переполошили. На связь выхожу, мне командуют обозначить координаты для нанесения огня вертолётом. Какие, нахрен, координаты, у меня ни карты, один компас. Решил, буду наводить по ракетам. Даю вверх зелёную — обозначаю себя, на противника — красную. Засекли или нет? Что же, блин, сделать, чтобы корректировщики, дальномерщики и лётчики цель засекли. А на песке мы как на ладони. Наши еще на подходе, партизаны в джунглях, и хер их засечёшь.
Лежу возле ствола поваленной пальмы, напряжно думаю. Пытаюсь высунутся, чтобы визуально в бинокль куда-нибудь привязаться. Тут смотрю на пальму и охреневаю. Автоматными гильзами, забитыми в ствол, по-русски написано: «Здесь был лейтенант Вова Поповских», и аббревиатура нашей бурсы, и год выпуска, и номер моей роты. Ни хрена ж себе, наши тут уже были и задолго до меня.
Пока я тихо охреневал, артель замолчала, вертушка подошла и начала гвоздить прямо сквозь деревья. Партизанам из-за крон вертолёт неудобно обстреливать, а нашим военно-морским лётчикам пофиг. Тут и мы подключились. И наши подошли. Размолотили мы эту банду «африканских Махно», да обратно на корабль. Потеряли тогда двоих: шлюпочного старшину, одного морпеха моего, да четверо раненными. А наколотили тогда девять человек, да катер рванули...
Вот такие вот дела… А ты чего задумался то так?
— Да так, — ответил я, — фамилия знакомая, если бы, ох, если это тот, о котором я думаю, рассказал бы я ему многое...
РАПОРТ
Все было как обычно. Только по приезду с занятий с офицерами и суточного выхода заместитель командира по воспитательной работе долго кричал и разорялся по поводу майора Черепанова.
— Меня, старого заслуженного полковника, выдернули на эти занятия, а этот гнусный майоришка... Он… Он... А-а-а...
Вова недоуменно пожимал плечами:
— Подумаешь, меня тоже выдернули из строевой части, ну я же не плачу и не кидаюсь всем рассказывать, как замполиту летёха-начальник клуба рюкзак тащил.
Что там у них произошло, я был не в курсе, я добросовестно отбрехался перед комбригом и под видом оперативно-полевой поездки для рекогносцировки будущих учений просидел, прячась, дома. Комбриг посчитал, что мне доверять нельзя и поэтому прикрепил ко мне начальника связи бригады. Начальник штаба бригады посчитал, что начальнику связи бригады доверять тоже нельзя и прикрепил к нему радиостанцию для выхода в эфир. Видно, сотового телефона было недостаточно. Мы с начальником связи друг другу вполне доверяли, а на суточный выход идти не хотели. Поэтому начальник связи просто озадачил начальника приемной радиостанции докладами по графику о отработанных сеансах. |