Вдруг барабаны забили дробь, свет почти полностью погас, начиналось ревю. Огромный занавес, деливший танцплощадку пополам, отодвинулся в сторону, и ансамбль самых восхитительных на свете ножек начал отстукивать такой ритм, от которого даже мертвый проснулся бы. Лично я млел от восторга.

Через несколько минут первый номер кончился. Сзади эстрады отодвинулся маленький занавес и появилась Зеллара. В этой красотке определенно что-то есть. Настоящая мексиканка, маленькая, изящная, гибкая, как каучук. Отличная фигура, прелестное личико с парой вызывающих черных сверкающих глаз.

Она спела какую-то песенку и начала отплясывать румбу. Здорово работает бэби!

Я много видел на своем веку всяких танцовщиц, но, уверяю вас, если Зеллара появится в райском саду, Адам вторично совершит грехопадение. Чтобы не повторяться, ребята, я просто скажу: дамочка на все сто процентов, последняя модель 1939 года, изготовленная по особому заказу. Я подумал, что если бы я встретил такую женщину, как Зеллара…

А собственно говоря, почему я должен вам рассказывать, что было бы в таком случае?

Когда она в танце близко подошла к моему столику, я внимательно всю ее разглядел. У нее довольно умное лицо и прелестная улыбка, подбородок решительный. Думаю, что она может быть очень жестокой, когда захочет. Ну что ж, надо все-таки попробовать. Я кивнул официанту, который стоял неподалеку от моего столика, попросил его принести бумагу и конверт и написал следующую записку. "Милая Зеллара.

Может быть, вы удивитесь, но один ваш старый друг, не кто иной, как Уилли Т. Хеллуп, с которым вы встречались в Манзанилло, когда вы работали в Каса Мексикал, сидит сейчас в первом ряду и буквально лопается от восхищения, любуясь вашими танцами.

Дело не только в моем восхищении. Мне нужно поговорить с вами по очень важному делу. Сможем ли мы увидеться сегодня вечером?

С любовью и горячими поцелуями Уилли".

Я засунул эту записку в конверт, написал на нем ее имя и попросил официанта передать ей после окончания номера. Вместе с письмом я сунул ему в руку долларовую бумажку. Он сказал о'кей, он проследит, чтобы письмо попало в собственные руки сеньоры.

Вскоре номер окончился и она упорхнула. Я заказал еще стаканчик виски, томясь в ожидании. Через некоторое время ко мне подошел официант и принес записку от нее. В записке говорилось:

"Амиго,

Как чудесно встретиться с одним из старых друзей из Манзанилло. Через полчаса у меня будет еще один номер, а если после этого вы пригласите меня куда-нибудь поужинать, я буду очень рада.

Адьо, Зеллара".

Я сунул еще два доллара официанту и подумал, что все-таки мне это очень дешево обошлось. Никого около моего столика нет. Я достал свой бумажник, нашел в нем листочек бумажки, который я вытащил из пистолета Пеппера, и сличил с почерком, которым была написана записка от Зеллары. Почерк был один и тот же.

О'кей. Теперь мы знаем, почему Пеппер хранил эту бумажку. Он оторвал ее от письма или записки, которую, вероятно, он получил от Зеллары, и хранил на всякий случай, когда ему, может быть, понадобится сличить почерк Зеллары. Единственной причиной такого желания может быть то, что он решил: где-нибудь в полицейских делах можно обнаружить записки, написанные тем же почерком.

Я надел шляпу, вышел из танцзала и отправился к себе в отель. Я решил все обдумать. Наконец-то настало время действовать. Хватит ходить вокруг да около. Теперь совершенно очевидно, что Зеллара имеет прямое отношение к тому, что Пеппер уехал в Сьерру Мадре и встретился с Педро, и вы спокойно можете биться на пари: сделала это Зеллара не сама, а по чьему-то указанию, и, кажется, сейчас мне удастся узнать, по чьему именно.

Придя к себе в отель, я попросил прислать ко мне рассыльного. Буквально через мгновение он явился. На вид неплохой парень. Неглупый.

Я сказал ему, что собираюсь на днях уехать из Мехико-Сити на серебряные рудники, но говорят, что климат там не особенно полезный для здоровья, поэтому мне бы очень хоте лось купить револьвер, так, небольшой.