* * *

Впоследствии этот его случай с чтением вслух теща взяла на вооружение. Время от времени она ядовито говорила:

— Почитал бы ты нам стихи.

Или:

— А вот он нам сейчас почитает стишок-другой. Он славно читает. С выражением.

Конечно же, теща хотела этим сказать, что Якушин по своей недоразвитости читает только детские и глупые стишки. Но ведь «Парус» не был детским и глупым стишком. Это было чудо, а не стихотворение.

На этой почве и произошел срыв. В воскресенье.

Очередного намека на детские стишки молодой Якушин не вынес. Логика поступков нарушилась, а сдерживающие центры на время отключились. Якушин забрался на крышу дома — каким образом это произошло, он не помнил.

То есть обрывочно он помнил. На чердаке был полумрак. Свет проникал в квадратный люк, там полоскался голубой лоскуток неба.

Якушин сел на чердачную балку и, как в детстве, заплакал от обиды — потому что с ним в этот миг что-то стряслось. Он потихоньку всхлипывал.

— Зоя… Зоя, — повторял он.

Ему думалось, что он любил и любит Зою. Что в этом причина всех причин.

* * *

В семье был теперь мир. Якушин потратил на этот мир уйму сил и целый год времени.

Во-первых, он сменил работу. Он ушел из мебельного магазина на фабрику. На фабрике делали мебель, но делать мебель — это делать, а не таскать с места на место. Якушин был паренек наивный, но в высшей степени трудолюбивый и честный. Он быстро освоил специальность и получил разряд.

Однажды он сказал жене:

— Галка, мне премию дали за полгода. Неожиданные получились деньги — взял и купил тебе тот кримпленовый костюмчик.

— Не может быть!

— Вот он.

Жена запрыгала. Закричала:

— Вот это подарок! Вот это Якушин!.. Мама! Мама!

Теща выплыла. И тоже похвалила:

— Молодец!

И что-то было в ее глазках необыкновенное. Якушин подумал: наверное, ей очень хочется сказать, что я теперь «наш». Но деликатничает. Не хочет ворошить прошлое.

— Молодец, — повторила теща.

И Якушин, засыпая в эту ночь, улыбался сам себе и всему миру. По-доброму улыбался. Спал и улыбался.

* * *

Он стал неплохо одеваться. Стал курить сигареты с фильтром.

Иногда он выспрашивал жену:

— Как мама?

— Что — мама?

— Как она?

— Она хорошо. Ты так спрашиваешь, будто она живет в другом городе, а не в одной с нами квартире.

— М-м…

— Что еще за «м-м»?

— Ну а вот скажи… Когда вы вдвоем остаетесь в доме — ты и мама, — не говорит она обо мне, что я…

Он запнулся. Он долго мялся. Он хотел это выговорить, но не смог.

— Ничего она о тебе не говорит, — отрезала жена. — Мама тебя любит.

* * *

Но равновесие опять нарушилось. Теперь бывшие друзья по мебельному магазину, Валера и Серега, вдруг сказали ему:

— Не наш ты стал человек, Якушин.

Точь-в-точь. Слово в слово.

— Не наш.

А было так. Якушин купил шкаф — купил в том самом магазине, где когда-то работал. И попросил ребят, чтоб помогли доставить домой. Ребят он не видел целый год.

Ребята сказали:

— Поможем. Не волнуйся.

— Спасибо. А я даже растерялся малость — одному-то не дотащить. Хоть тещу запрягай.

Посмеялись. Серега подмигнул Валере:

— Ай да Якушин. Мебелишку завел.

— Он теперь только с женой водится, — подхватил Валера.