На следующий вечер, в час пик, я поехал на вокзал Виктория и забрал оба чемодана Кенрика из камеры хранения. Я взял их домой, удалил фабричные этикетки и другие предметы, по которым их можно было бы опознать. Я запаковал оба чемодана в мешок и послал их вместе с содержимым в организацию беженцев на Ближнем Востоке. Если Вам когда-нибудь захочется от чего-то избавиться, дорогой господин Грант, то не надо это сжигать. Пошлите это на далекий остров в южных морях.

Уверившись теперь, что отменно сдержанный язык молодого Кенрика останется сдержанным навсегда, я заранее наслаждался плодами моих трудов. По правде говоря, я уже вчера получил заверение, что мне предоставят соответствующие фонды для моей экспедиции. Я планировал вылететь на будущей неделе. Сегодняшнее утреннее письмо от Кинси-Хеуита, разумеется, меняет все. Плоды моих трудов у меня отняты. Но никто не в силах отобрать у меня сути моего достижения. Если я не могу прославиться как открыватель Вабара, то я буду известен как автор единственного идеального убийства из всех, что когда-либо были совершены.

Я не способен держать факел при триумфальном въезде Кинси-Хеуита. И я слишком стар, чтобы еще достигнуть собственного триумфа. Однако я могу разжечь пламя, перед которым померкнут факелы, горящие на алтаре Кинси-Хеуита. Мой погребальный костер будет маяком, который осветит всю Европу, а мое идеальное убийство — приливной волной, которая сметет Кинси-Хеуита и Вабар в корзины для бумаг прессы всего мира.

Этим вечером в сумерках я разожгу свой собственный костер на вершине высочайшей горы в Европе. Махмуд об этом не знает. Он думает, что мы полетим в Афины. Однако он был со мной столько лет, что без меня он чувствовал бы себя очень несчастным. Поэтому я беру его с собой.

Прощайте, дорогой господин Грант. Мне очень жаль, что некто, обладающий таким умом, как Вы, растрачивает попусту свой талант в этом довольно-таки дурацком учреждении на Эмбэнкмент. Ваше открытие, что Шарль Мартэн не был Шарлем Мартэном, а был кем-то по фамилии Кенрик, свидетельствует о большом уме. И за это мое к Вам почтение. Но Вам не хватило хитрости, чтобы открыть, что он вовсе не умер вследствие несчастного случая. А то, чего вообще никто не в состоянии открыть, это тот факт, что я являюсь тем человеком, который его убил.

Прошу Вас принять это письмо как выражение моего к вам уважения и pour prendre conge. Госпожа Люкас пошлет его в пятницу утром.

X. К… Хирон Ллойд».

Грант осознал, что госпожа Тинкер проводит в комнату Каллена и что она уже, должно быть, перед этим незаметно сюда входила, ибо на столе перед ним лежал конверт из Ярда.

— Ну? — спросил Тэд, с лицом, все еще пылающим. — Что мы теперь будем делать?

Грант подвинул к нему листы письма Ллойда.

— Что это?

— Прочитай.

Тэд с колебаниями взял их, взглянул на подпись и углубился в текст. Грант воткнул большой палец в конверт, присланный от Картрайта, и разорвал его.

Тэд кончил читать, поднял голову и оцепенело смотрел на Гранта.

— Это все липко от грязи, — наконец выдавил он из себя.

— Да. Омерзительно.

— Ходячее тщеславие.

— Да.

— Во вчерашних дневных газетах писали о катастрофе. Охваченный пламенем самолет на Монблане. Это он.

— Да.

— Он бы как-нибудь выкрутился, несмотря ни на что.