— Сколько времени потребуется, чтобы ты была готова, Рейн?

— Для работы в галерее?

— Для меня.

— Я тебя не понимаю, — затравленно прошептала она.

— Все ты понимаешь. Ты не можешь вечно прятаться от этого, Рейн.

Не смотри на меня так, молчаливо умоляла она. Не заставляй меня обещать тебе то, чего я не могу дать.

— Рейни, — прохрипел Сайлас, и его голос ничем не разрядил уже и без того накаленную атмосферу. — Я буду терпелив, потому что так надо, но предупреждаю тебя, мое терпение не безгранично. Если ты не сможешь это принять, тогда беги, и беги быстрее.

Глава восьмая

Рейн в ее теперешнем подавленном состоянии видела только два выхода. Она могла позвонить Мортимеру и попросить прислать ей деньги на билет до Сан-Франциско. А потом она будет жалеть об этом всю свою жизнь, год за годом, разливая чай по четвергам, слушая его бесконечные нравоучения и представляя его на столь любимых им благотворительных мероприятиях.

Второй выход разрывал ей сердце. Заработанных на данный момент денег ей едва хватило, чтобы прожить несколько прошедших недель. Как же она может просить Сайласа, чтобы он продолжал платить ей, пока она болеет? Для того чтобы продавать картины, совсем не требуется здоровых рук, не то что для развешивания. Однако по мере того, как картины покупаются, их нужно заменять другими.

— Просто ерунда какая-то, — пробормотала она, балансируя на одной ноге и одновременно пытаясь причесать волосы здоровой рукой. Эту процедуру осложнял еще и синяк на лбу, но он-то, по крайней мере, начал проходить, оставив на память лишь бледную полоску на самом верху лба.

— И куда же это ты направляешься? — спросил Сайлас, встретив ее на полпути к галерее.

— Да вот решила зайти посмотреть счета. Я боюсь, что, если продажа картин не будет сразу же зарегистрирована, я потом во всем этом никогда не разберусь.

Сжав губы, он подхватил ее на руки и отнес обратно в гостиную. Там он положил ее на софу, изо всех сил стараясь не задеть лодыжку или запястье.

— Выкинешь еще раз такой дурацкий фортель, я тебя отшлепаю, и не посмотрю на сломанные кости.

— Но, Сайлас…

— В чем дело? Ты мне не доверяешь? Боишься, я все испорчу? Хочешь — верь, хочешь — нет, но я вот уже несколько лет успешно справляюсь с небольшими суммами денег. Если мне не хватит пальцев на руках и ногах, я всегда могу одолжить калькулятор.

— Сайлас, ты же знаешь, что я не это имела в виду, — сказала она, вздохнув.

Утреннее солнце, светившее в восточное окно, подчеркивало суровые черты его лица. Тело его было сильным и упругим, как корабельная снасть.

— Неужели? — спросил он устало. Осторожно поддерживая ее ногу, он подвинул ее и присел на угол софы.

— Рейн, держись подальше от галереи, хорошо? Я не смогу отвечать за свои действия, если буду дольше находиться в твоем присутствии.

Ее ошеломленный взгляд остановился на его лице, и она почувствовала, как быстро истощается запас ее уверенности.

— Держаться подальше?

— Да.

Она глотала слезы, проклиная эту недавно развившуюся склонность к неуместной чувствительности. Это случалось так часто из-за ее падения и, наверное, из-за лекарств. Но она ведь перестала принимать эти лекарства, используя как болеутоляющее и снимающее опухоль мешочки со льдом, так что дело-то не в них.

— Тогда ты мне не оставляешь никакого выбора.

О Боже, она выражалась точь-в-точь как эти слезливые создания в телевизионных мелодрамах.