Изменить размер шрифта - +
Надо бы как-нибудь забрать Шарлотту и детей и выехать на недельку в деревню. Она уже давно никуда не выбиралась из Блумсбери. Ей это понравится. И Питт начал размышлять о том, как бы что-нибудь сэкономить, хоть немного, чтобы собрать достаточно деньжат для осуществления этой идеи, и представил себе ее лицо, когда он ей об этом скажет. Пока что надо держать это при себе, пока не придет время.

Он шел по протоптанной тропинке и так глубоко задумался, что первый встреченный кеб проехал мимо и успел перевалить через вершину холма и исчезнуть из виду, прежде чем он это осознал.

 

Тот полусидел в кровати и выглядел изможденным и измученным. Глаза глубоко ушли в глазницы от шока и боли, он был небрит, а левая его рука была вся в бинтах. На лице были заметны царапины, на одной уже образовался струп. Врач мог бы и не сообщать Питту, что этот человек получил сильные ожоги.

Томас остановился возле кровати и, несмотря на царящие здесь мощные запахи крови, карболки, пота и слабого аромата хлороформа, вдруг почувствовал вонь дыма и мокрых угольев, словно вновь оказался перед обгоревшими руинами дома, а потом видел, как вытаскивали на носилках обгоревшее тело Клеменси Шоу, в котором с трудом можно было опознать что-то человеческое, и отправляли его в морг. Злость и гнев, возникшие где-то внутри, съежились в комок в районе желудка и груди, а Питт все никак не мог найти нужные слова, не мог их произнести, не мог заставить себя заговорить.

– Мистер Бердин?

Дворецкий открыл глаза и посмотрел на вошедшего безразличным взглядом.

– Мистер Бердин, я инспектор Томас Питт из столичной полиции. Меня направили в Хайгейт с целью выяснить, кто поджег и сжег дотла дом доктора Шоу… – Он не стал упоминать имя Клеменси. Может быть, ему про это еще не говорили. Таким жестоким сообщением можно вызвать никому не нужный шок. Его проинформируют позже, в мягкой форме, когда с ним кто-то сможет побыть, возможно, даже сможет утешить, если такое сообщение ухудшит его состояние.

– Ничего я не знаю, – хрипло сказал Бердин – его легкие сильно пострадали от дыма. – Я ничего не видел и ничего не слышал, пока Дженни не начала орать и визжать. Дженни – это наша горничная. Ее спальня ближе всего к хозяйским апартаментам.

– Мы и не думаем, что вы видели, как начался пожар. – Питт старался говорить ободряющим тоном. – Или что заметили что-то странное. Но у вас могут оказаться – если вспомните – какие-нибудь сведения, которые могут быть важными, возможно, когда их сопоставят с другой информацией. Могу я задать вам несколько вопросов? – Это был лишь вежливый подход – получить такое разрешение, – но дворецкий был по-прежнему в шоковом состоянии, и ему было больно.

– Конечно. – Голос Бердина упал до хриплого карканья. – Я уже думал над этим, крутил и вертел в мозгах разные соображения. – Его лицо собралось складками от этого усилия. – Но не помню ничего странного, совершенно ничего. Все было совсем как… – Тут у него словно воздух застрял в горле, и он начал кашлять, снова потревожив едва поджившие ожоги в легких.

Питт немного сконфузился, даже запаниковал, когда лицо мужчины посинело от прилива крови, от усилий глотнуть воздуху, а из глаз потекли слезы. Он огляделся по сторонам, надеясь позвать кого-то на помощь, но никого не увидел. Потом заметил на столике в углу кувшин с водой и неуклюже, в спешке налил воды в чашку. Обнял Бердина за плечи, приподнял и поднес ему чашку к губам. Тот сперва поперхнулся, закашлялся, обрызгав всего себя спереди, но потом немного воды все же просочилось ему в горящее, воспаленное горло и остудило его. Боль утихла, и он, обессиленный, откинулся назад. Было жестоко и бессмысленно требовать, чтобы он продолж

Быстрый переход