– Для священной войны расстояние не имеет значения, – мрачно буркнула бабушка, легко догадавшись, о чём думает внук.

– Сёстры-богини на нас разгневаны, – продолжала Цукеги. – И гнев этот ужаснее всего, что когда-либо видели люди в этом мире. Кто из нас может вспомнить случай, чтобы богинями был отвергнут город, уготованный им в жертву? Никакая война, никакое бедствие, никакое несчастье не сравнится с тем, что ждёт нас…

Жрица замолчала. В толпе тоже умолкли все разговоры. Не было слышно даже шороха одежды. Висела мёртвая тишина. Её обросшие густой шерстью лапы обнимали холм, закрывая его от всего остального мира. Воздух не мог пробиться внутрь, и оттого безмолвие душило. Злобно ощерившиеся острые клыки отпугивали любые звуки, и попавшие в объятия тишины люди глохли, придавленные зверями безысходности.

– Это не тот гнев, который можно развеять дарами и подношениями, – произнесла Цукеги мрачно. – Что мы можем предложить сёстрам-богиням, если они отвергли целый Город? – Она беспомощно развела руками. – Такой гнев, возможно, ничем нельзя уменьшить. Вообще ничем. И всё же, если что-то может задобрить Небо и Землю, то это очищение всех и каждого из нас. Отныне мы должны строго следовать обычаям предков, соблюдать все ритуалы, не допускать небрежностей в песнях, приносить все жертвы. Даже если нам уготовано оставаться в этом мире лишь до сегодняшнего вечера, мы должны прожить это время так, чтобы не бояться ответа перед богинями.

Наистарейшая кивнула. Разговор на совете наконец-то пошёл о том, что важно на самом деле.

– Что значило бы в обычное время переселиться на новое место без Великого Обряда? Смерть от мора и ужасающих несчастий, ибо первая из двух сестёр, богиня-Небо, перестала бы нас защищать. Гибель выживших от голода, ибо вторая сестра, богиня-Земля, не дала бы нам урожая. Жуткий холод зимой, ибо сёстры не дарили бы нам тепла. Ну а если бы случилось тройное диво и кто-то уцелел, то ни у кого из нас больше никогда не было бы детей, ибо бог-Змей перестал бы одаривать Город здоровьем. – Цукеги вновь замолчала, обводя женщин совета острым взглядом. – Это несчастья, которые грозят за переселение без предания Города в жертву в обычное время, – продолжила она. – Что же сделают с нами богини теперь, когда их гнев и так превышает всё виденное в этом мире!

Женщина перевела взгляд на Падани. Выражение лица у той оставалось упрямым, и Цукеги открыла было рот, чтобы добавить ещё что-то, но тут вскочила Хорави, третья из жриц Города, служительница богини посевов и скота.

– Нам переселяться нельзя! – крикнула она. – Это очевидно. Но понимаем ли мы, что не выживем здесь ещё одно лето? Сёстры-богини уже давно ждали Великой Жертвы и с каждым летом дарили нам всё меньшие урожаи. Засиделись мы на этом месте! Неужели вы уже позабыли, что последние зимы у нас был голод? Умирали люди. Этой весной мы не сеяли – были уверены, что уйдём. Даже если мы сейчас бросимся в поля, то на утратившей плодородие почве полба[9], посеянная так поздно, может и не подняться. Сорняки – та же рожь – забьют немногие ростки. Урожай соберём мизерный, ещё меньший, чем прошлым летом. Голод будет страшный, ничего похожего на то, что мы до сих пор переживали. Уже в следующую зиму умерших в наших домах будет больше, чем живых! И это ещё не всё! Нам нечем кормить скот. Мы заберём под посевы последние скудные луга, останемся без сена, а значит, вскоре лишимся мяса и тягловой силы. И через зиму потеряем от голода ещё столько же людей!

– Это если сёстры-богини позволят нам дожить до завтра… – буркнула Цукеги, поморщившись.