Санира миновал приготовленные на сегодня связки хвороста – целую гору, выше его роста. Расстояние и дувший в другую сторону ветер сохранили их в целости и сохранности. Это ж надо! Дом сгорел, а топливо для его сожжения осталось…

Юноша зашёл под навес над зерновой ямой. Она была пуста, потому не накрыта. На её краю лежало несколько уцелевших керамических мисок, но Санире не хотелось их подбирать. Он отвернулся и ушёл.

Одно из брёвен того, что некогда было перекрытием между первым и вторым этажами, торчало из завала вверх наискосок. Санира, даже не спросив себя, зачем он это делает, не усомнившись в крепости прогоревшего бруса, не обращая внимания на треск бревна, пошёл по обугленной поверхности. Он ощущал тепло, даже жар под босыми заледеневшими ногами, и это было приятно.

Не сделав и нескольких шагов, юноша замер. Осмотрелся, не понимая, что его остановило, что заставило сердце сжаться в трепыхающийся комочек. Снова оглянулся…

«Дом»

Вокруг дымилось множество множеств остатков домов – чёрных пятен, сливавшихся в овалы того, что некогда было улицами. Саниру окружали гигантские, в небо, сизые столбы, целый лес столбов спереди и сзади, по одну руку и по другую, со всех сторон.

Но даже не это казалось самым страшным. Нет. Гораздо страшнее была пустота…

Всё, что обычно задерживало взгляд, не давало заглянуть вдаль, за дома соседей, исчезло. Совсем…

Всю свою жизнь Санира видел в Городе вокруг себя только стены. Куда ни глянь, всегда его окружали жилища. Они загораживали от него весь мир, они и представляли собой мир. Теперь их не было! Ни одного!

Обнажилась вся земля до самого своего края – все холмы, поля, Лес, Река, а в другую сторону – центральная площадь, а за ней – опять холмы, поля и Лес, и одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть это всё разом…

Гигантская пустота навалилась на юношу. Необычайно светлая пустота размером со всю землю…

Санира почувствовал, как по его телу пробежал озноб.

Сгорело всё! Всё! Дотла!

Вместо Города, вместо множества множеств домов, ещё вчера тянувшихся и тянувшихся спереди, сзади, справа, слева, вместо огромного и сложного целого – родного очага – была лишь пустыня!

И целый лес сизых дымовых столбов…

Тоска, невесть откуда взявшаяся, пробившаяся через бесчувственность, резкой волной поднялась внутри, сжала сердце…

– Сёстры-богини, это я, Санира дома Ленари, всегда приносящий вам жертвы… – губы сами зашевелились, руки сами прикоснулись к макушке, и юноша погрузился в искреннюю – пожалуй, одну из самых искренних за всю свою жизнь – песню.

– Немыслимо… – услышал он чей-то голос.

Всё ещё в плену чувств, Санира опустил взгляд. У его ног стоял старый Тотара дома Зунати, чёрный дрозд в ветвях времени.

– Как же так?! – тихо произнёс юноша, не в силах оторвать взгляда от открывшейся перед ним картины. – Как же так!

Старик молчал.

Вдали слышались приглушённые звуки песнопений и музыки. Жрицы проводили обряд, стараясь заученными словами и ритуальными жестами заглушить свой ужас.

Тотара вздохнул и мягко, будто прося прощения, произнёс:

– Трудно пережить подобное. Даже когда это предание города сёстрам-богиням, всё равно наворачиваются слёзы, и сердце будто разрывается на части. Все понимают, что это неизбежно, но всё же… Я слышал, люди даже умирают от горя. А пожар…

Чёрная ворона опустилась перед Санирой. Совершенно не боясь, она важно зашагала по бревну, что-то выискивая в саже.

– Воронья развелось… – сказал старик. Потом добавил: – Вообще, всё идёт как-то не так.