– Если Арвин это сделает, я убью ее! Куплю большущее ружье и разнесу ей голову, как делают мальчишки в школе, – это я по телевизору видела.
Искаженное гневом лицо Эммы показалось Гиацинте чужим. «Всякий раз, когда я вижу ее, – подумала Гиа, – она кажется мне незнакомой, и вовсе не потому, что девочка повзрослела на несколько недель или месяцев. Опыт и эмоции откладывают свой отпечаток. Сейчас Эмма выглядит так, словно к ее возрасту добавилось четыре или пять лет: мстительная, с плотно сжатыми губами и прищуренными глазами. К тому же она сжимает кулачки».
Пытаясь успокоить дочь, Гиацинта объяснила:
– Уверена, она не хотела причинить Чарли боль. Вероятно, Арвин сожалеет, что ударила его. Иногда люди теряют контроль над собой, а потом понимают, что были не правы.
– Она ничуть не сожалела. Ты ведь не знаешь ее, так почему же думаешь, что Арвин сожалеет?
– Она сука, – бросил Джерри.
– Что?! – воскликнула Францина. – Я уже десятки раз говорила, чтобы ты не употреблял это слово!
– Все его употребляют. Ты слишком старомодна. У всех бабушки старомодны, тем не менее все говорят «сука».
И Джерри захихикал, настолько довольный собственным остроумием, что запрыгал в кресле и нарушил сложенную из кусочков головоломку.
– Черт возьми! – воскликнул он. – Сукин сын, я работал над этой проклятой задачей с того момента, как мы сюда приехали, и вот теперь гляди!
Гиацинта спросила Джерри, слышал ли его отец, что он употребляет такие слова.
Джерри засмеялся.
– Он не сможет нас остановить. Арвин употребляет слова и похуже, но отец и ее не может остановить. Арвин – хозяйка. – Завладев вниманием аудитории, Джерри совсем разошелся. – А знаешь почему? Потому что у нее аппетитная фигура.
– Аппетитная фигура?
– Ну да, – ухмыльнулся Джерри. И жестами изобразил округлости.
Что-то явно разладилось, что-то сломалось. Францина и Гиацинта обменялись взглядами, словно спрашивая, что же им делать.
Может, вообще ничего не делать и пока не обращать внимания? Нельзя же держать мальчика его возраста в детской комнате. Выйдя из нее, он вступает в мир, где видит и слышит то, что вам не нравится. Этого следовало ожидать, тем более в последние недели. С другой стороны, должен ли мир подминать дом под себя? «Арвин не должна стать образцом для моих детей»,– подумала Гиацинта.
Собака поднялась, отряхнулась, подошла к Эмме и легла у ее ног. Эдакое мягкое пушистое создание, с шелковистой шерстью. Гиацинта почувствовала жалость к животному. Ведь оно так уязвимо, так беззащитно, не может противостоять жестокости. Как и Эмма.
– Чарли сегодня не был на прогулке. Сейчас самое время вывести его, – предложила Францина.
«Если дети вели себя таким образом всю неделю, мать, должно быть, здорово утомилась, – подумала Гиацинта, – но никогда в этом мне не признается». На Гиа нахлынули воспоминания, связанные с этим домом, где она выросла: бодрый голос Францины, призывающий к порядку расшалившихся мальчишек – трех своих сыновей да еще соседского; приятный запах жаркого, долетающий с кухни; а из большой комнаты доносятся звуки музыки Джима. Как легко ей было расти в любви и благополучии! Но тогда она, конечно, не знала, насколько это легко.
– Пошли. Бери Чарли за поводок, и отправимся в лес. Там сейчас прелестно. – Нужно, чтобы голос ее звучал бодро и весело. – Там есть пруд, где я любила наблюдать за лягушками.
Дети с энтузиазмом побежали впереди. В лесу и в самом деле было приятно, спокойно и сумрачно, лишь кое-где пробивались лучи солнца сквозь кроны деревьев. |