. Я понимал скрытый смысл вопроса Стабникова. Он хотел получить подтверждение того, что всё то, что я узнаю от него, будет обращено против Опеки. Ведь именно против Опеки он поднял безнадежный, обреченный на быстрый провал «бунт на корабле», и теперь он желал знать, собираюсь ли я поступить в будущем так, как полгода назад поступил он. Беда была в том, что я и сам этого до сих пор не знал, потому что решить это можно было бы лишь после того, как раскроется тайна Опеки…
– Для меня это очень важно. Видите ли, я занял ваше место в этой команде, Виктор…
– Ну и как? Нравится? – хмыкнул он.
«Не отвлекайся, – мысленно просил его я, – и не упирайся как баран. Что тебе стоит ответить на мои вопросы? Что ты потеряешь от этого?». Но, естественно, от упреков я воздержался, а сказал вот что:
– Я буду с вами откровенен, Виктор. Пока я не узнаю, за что они вас так наказали, я не могу гарантировать, что использую полученные от вас сведения в целях вашего освобождения отсюда. Да, скорее всего, дело обстоит так, что в нынешней ситуации это не удастся. Но вы поймите, пожалуйста, вот что… Генон и его шефы стремились заткнуть вам рот и поэтому упрятали в дурдом. По идее, вы должны стремиться хоть как то отомстить им. И вы должны отдавать себе отчет в том, что наш с вами разговор будет первым и последним вашим контактом с окружающим миром, если не считать медицинского персонала и охраны лечебницы. А уж им то наплевать на любые ваши откровения!.. Вы должны понимать, что это ваш единственный шанс открыть людям глаза на ваших бывших коварных начальничков и их махинации. Так чего же вы медлите, почему вы запираетесь?
И в этот момент Стабников рассмеялся с каким то странным клекотом. Мне стало немного не по себе. Может, он уже и вправду свихнулся в этой психушке?
– Что конкретно вас интересует, Кирилл? – деловым тоном, внезапно оборвав смех, вдруг спросил он.
– Так вы согласны отвечать на мои вопросы?
– Черт возьми, какой же ты зануда, коллега! – воскликнул он. – Сам говоришь, что время то идет!.. Давай, спрашивай!
Переход от упрямого запирательства к панибратской открытости был так внезапен, что я невольно замешкался, лихорадочно формулируя первый вопрос.
– Во первых, меня интересует все об Опеке, – начал я. – Какую цель преследует Комитет в этой операции, чем так опасен Подопечный, когда и каким образом нашим удалось выйти на него – одним словом, всё, что ты знаешь об этом…
– Послушай, Кирилл, – сказал Стабников таким тоном, будто я поведал ему очень смешной, но – вот беда то какая! – весьма неприличный анекдот, – а тебя, случайно, не интересует тайна Тунгусского метеорита? Или, скажем, от чего на Земле погибли динозавры, а?
– А что такое?
– А то, что я знаю об Опеке не больше, чем ты!
Сказать, что я был ошарашен в тот момент, значило ничего не сказать. Я даже горечь по настоящему не успел еще ощутить – столько сил и времени затрачено, и всё зря?!..
– Но тогда за что тебя здесь держат? – с удивлением спросил я.
– А вот это я тебе расскажу с удовольствием! Может, пригодится когда нибудь.
Хотя бы для того, чтобы не повторить такие дурацкие ошибки!..
И Виктор стал рассказывать.
Как и меня, его взяли в Опеку с оперативной работы. Это было в восемьдесят четвертом. Сначала ему, как и мне, было обещано, что работать он будет год, после чего его якобы отпустят восвояси – с солидной премией в кармане. Однако за первый год Виктор неплохо зарекомендовал себя в глазах Генона, и тот сказал ему:
«Срок нашего контракта автоматически продлевается, мой хороший, разве я тебя не предупреждал об этом?» (впоследствии я убедился, что эта присказка у Генона припасена для всякого, кто сумеет ему прийтись по душе в течение испытательного срока). |