|
Именно я должен был разыграть этот фарс, предназначенный для успокоения нервишек человека, от эмоций которого зависела вся наша страна, а может быть и планета. Да, сейчас я являлся диспетчером, то есть тем лицом, от которого в системе Опеки зависит очень многое. Диспетчеру подчиняются все остальные кураторы, и только он имеет чрезвычайные полномочия в экстремальной ситуации. Почти такие же, как у Генона… И сейчас в моем распоряжении были десятки людей, в том числе и те, кто находился в непосредственной близости от «Красных Ворот». Но я прекрасно понимал, что если я сейчас отдам любому из этих людей распоряжение совершить покушение на жизнь Подопечного, пускай даже и ложное, но с настоящим оружием, это вызовет, в лучшем случае, непонимание. Чтобы меня поняли, придется объяснять все то же самое, что я хотел рассказать Генону, только времени на обстоятельный и аргументированный доклад у меня уже не будет, а в результате мне никто не поверит, а если не поверит, то не только не подчинится, но и сделает всё, чтобы помешать осуществлению моего «бредового замысла»…
Я украдкой оглянулся на своего сегодняшнего помощника Федю Чемисова, деловито варганившего на столике в углу традиционный утренний кофе, словно опасаясь, что он подслушает мои мысли. Мне было отлично известно, что диспетчеру для того и придавался помощник, чтобы они могли контролировать друг друга. По секретной инструкции, любой из них при крайней необходимости имел право применить любые средства, включая оружие, против своего напарника, если иного выхода, чтобы спасти Подопечного, не будет… Значит, я сам должен был замаскироваться под Юрия Никитина. Задача эта отчасти облегчалась тем, что, насколько я смог запомнить, мы с Дизиком были примерно одного телосложения. А как скрыть физиономию – это уже вопрос техники камуфляжа и гримерства. Самое простое – это использовать темные очки, как можно больше растительности на лице, скудное освещение, шапку, надвинутую на лоб. Плюс чуть чуть спецмакияжа, поменьше жестов – ведь человека можно опознать не только по речи или по лицу, но и по его манерам и привычкам – и останется надеяться, что в условиях толпы, сутолоки и нехватки времени на размышления Подопечный поверит моему лицедейству охотнее, чем Станиславский. … Водитель троллейбуса, в котором следовал вместе с толпой пассажиров и «опекунов» Подопечный, объявил, гулко прокашлявшись, в микрофон: «Следующая остановка – метро „Красные Ворота“, конечная»… Всё. Мне надо выходить. Иначе я просто не успею его перехватить. – Федь, а Федь, – сказал я Чемисову, с отвратительным прихлебыванием лакавшему кофе из большой алюминиевой кружки, явно входившей в комплект снаряжения советского солдата где нибудь еще в пятидесятые годы. – Будь другом, смотай в буфет за чем нибудь съедобным, а? Понимаешь, позавтракать дома не успел, так теперь просто кишка кишке рапорт пишет. Купи там каких нибудь булочек, что ли… Федя поколебался. Буфет ВЦ Минжелтранса располагался на пятом этаже в другом крыле здания. С утра там торговали весьма аппетитными пышками, которые привозили из Сокольников. – Не положено, Кир, – промямлил, наконец, он. – Сам ведь знаешь. Я знал. Та же секретная инструкция строго настрого запрещала «дежурному персоналу» отлучаться куда бы то ни было из диспетчерской. Да и необходимости особой в этом не было. За стеной, в специальной кладовой, хранился запас сухих пайков, которого на двоих хватило бы на год. В нашем распоряжении были любые газеты и журналы. При желании один из экранов квадратора превращался в телевизор, на котором можно было от скуки посмотреть интересную передачу или фильм… – Да и очередь, наверное, там, – продолжал ныть мой помощник. – А если Генон нагрянет?.. – Да что ты ломаешься, как престарелая кокетка! – воскликнул я. |
