— И сколько ты хочешь с них взять? — уточнил Гриша.

Хороший вопрос, но у меня уже был готов на него ответ. Одно дело предполагать гипотетически, даже не понимая порядок цифр, однако, когда есть конкретная сумма, отталкиваться от неё не сложно.

— Ты сам сказал, что тысяч на триста они точно влетят, добавим ещё сто, и будет самое то, — легко предложил я. — По двести на брата.

— Ты реально думаешь, что они столько отдадут? — усомнился Орешкин.

— Ну ты же сказал, что твой батя в случае суда, будет газовать до конца, — напомнил я. — Лисицкие тоже об этом знают, явно уже навели о тебе справки. Что бы ты выбрал на их месте: просто отдать четыреста тысяч или отдать четыреста тысяч и получить позор и, возможно, ещё и присесть?

— Ну да, выбор очевиден, — согласился Гриша. — Но поймут ли это Лисицкие?

— А вот это уже напрямую зависит от того, как мы будем им это объяснять, — усмехнулся я. — Как надавим.

— Если честно, я в таких делах не силён, — признался Орешкин. — Переговоры с давлением — не моё. Не, так-то я умею договариваться, но когда стороны не враждуют.

— От тебя будет требоваться немного — подтвердить, что вы с батей не остановитесь, и делать суровое лицо, — успокоил друга я.

— Это легко, — покивал Гриша с довольной улыбкой. — Это я могу.

— Значит, договорились. Кстати, а что ты вообще бате сказал?

— Что в увольнительной в ресторане подрался, — отмахнулся друг.

— С такими последствиями? — удивился я.

— Ну да.

— И он поверил?

— Так, не в первый же раз, — улыбнувшись до ушей, произнёс Орешкин.

Да уж, Гриша точно не подарок. Мне даже стало немного жалко старшего Орешкина.

*****

Утром вместо первого занятия мы с Орешкиным отпросились у сопровождающего нас сержанта — сказали, что нам нужно к директору. Сержант без проблем нас отпустил. И казалось бы, дальше всё должно было идти легко и просто, но мы неожиданно столкнулись с серьёзным препятствием уже на первом этапе нашего плана.

— Владислав Степанович занят, — твёрдо сообщила секретарь, подпиливая розовые ногти.

— А вы скажите, что это Воронов и Орешкин пришли, — предпринял я попытку договориться.

— Директор сказал всем посетителям приходить после обеда, он занят, — упрямо повторила секретарь.

— Хорошо, — не стал я спорить, а просто взял с секретарского секретаря два чистых листа и ручку.

Женщина проводила мои действия взглядом, но ничего не сказала; а я спокойно указал Орешкину на стул в уголке.

На то, чтобы написать два заявления в полицию на Лисицких ушло не больше пяти минут. Гриша сиял улыбкой победителя, уже предчувствуя небольшое развлечение. Я же передал секретарю обе бумаги и произнёс:

— Занесите эти документы Владиславу Степановичу.

— Он сейчас занят, я занесу позже, — даже не взглянув на бумаги, ответила секретарь.

— Занесите сейчас.

— Я не хочу получить нагоняй за то, что отвлекаю Владислава Степановича от работы! — уже начиная терять терпение, ответила женщина.

— Вы не представляете, какой нагоняй вы получите, если сейчас срочно не занесёте эти листы, — улыбнулся я.

Секретарь злобно уставилась на меня.

— Просто поверьте, — сказал Орешкин.

Женщина вздохнула, прежде чем встать из-за стола, но всё же взяла бумаги и понесла в кабинет начальника. Тут же вернулась и сообщила:

— Я передала, теперь вы можете идти.

Но мы остались стоять.

— Вы можете идти! — с раздражением повторила секретарь.