Студенты, пребывающие в шоке от ошеломляющей новости, действительно расходились. Впрочем, ни сотрудники академии, ни военные при ней ничем от нас не отличались. И это мы, первокурсники, просто домой вернёмся, а люди теперь ещё и работы лишатся. Тут они были при деле, а как дальше их судьба сложится? Тоже сократят?

Мы с Орешкиным тоже пошли, но не в сторону казарм, как остальные, а просто куда глаза глядят. Ноги сами собой привели нас на спортивную площадку, куда мы Гришей постоянно ходили по вечерам.

— Ну что, Гарик, чем теперь будешь заниматься? — спросил друг, когда мы остановились у тренажёров.

Вокруг не было ни души. А я ощутил, что мне будет даже немного не хватать этого места. Уж больно тут спокойно, никто не мешает.

— Домой поеду, буду искать, как денег заработать, чем же ещё заниматься в этой ситуации? Надо семье помогать, — пожав плечами, ответил я. — А у тебя какие планы?

Орешкин улыбнулся, подставляя лицо солнцу.

— Сначала отдохнуть, — сделал весьма типичное для себя объявление он, после чего добавил: — А потом тоже буду работу искать, не всё же у отца на шее сидеть.

Звучало, конечно, хорошо, но что-то не особо мне верилось, что Гриша вот так сразу заработает столько, сколько ему отец даёт. Впрочем, я ему желал в этом деле лишь удачи. Как показали последние полтора месяца, если Орешкин всерьёз возьмётся за дело, у него всё может получиться.

— Деньги Лисицкого, поди, кончились? — с сочувствием спросил у меня Гриша.

— Ещё немного осталось, держу как неприкосновенный запас, — ответил я. — А ты, небось, за неделю свои двести тысяч потратил?

— Обижаешь, — Орешкин гордо выпятил грудь. — За три дня!

Мы вместе рассмеялись.

Действительно, я и не сомневался в способностях Гриши с лёгкостью тратить большие деньги. Он, сидя в казарме, умудрился и номер в «Интерконтинентале» организовать, и даже проституток туда вызвать. Страшно представить, что он мог сделать, имея доступ ко всем благам цивилизации.

— Как-нибудь я к тебе приеду в твой Екатеринбург, — заговорил Гриша после того, как отсмеялся, — и мы с тобой покутим как следует.

— Я буду только рад, — ответил я.

Орешкин кивнул мне и пошёл в сторону казармы, заложив руки за спину и насвистывая какой-то весёлый мотив. Вот уж кто не скрывал своего счастья в сложившейся ситуации!

Улыбнувшись другу вслед, я ещё постоял какое-то время, а затем направился в сторону учебного корпуса, где у нас проводила занятия Васильева.

Однако не всё оказалось сегодня так уж радужно: по дороге в корпус меня поджидал Лисицкий. Он стоял на том самом месте, где мы впервые встретились.

— Что, Воронов, ещё не понял, что тебя ждёт на гражданке? — криво усмехнулся боярич, глядя на меня исподлобья. — Я тебя найду и отомщу за всё!

— Лисицкий, — совершенно спокойно произнёс я, — ты у родителей не интересовался, ты им родной?

— Что⁈ — оторопел боярич. — Что ты несёшь?

— Да я, когда с батей твоим общался, отметил, что он мужик очень умный, а вот ты дебил. Первостатейный, — с лёгкостью пояснил свою мысль я. — Вот я и подумал, может, тебя усыновили?

И пока он задыхался от гнева, я прошёл мимо. Ничего он больше мне не сделает, ведь, как ни крути, а все предпосылки для подачи заявления у нас остались, свидетели ещё как минимум год будут преподавать в академии. И даже тот факт, что глава рода Лисицких выплатил нам с Гришей по двести тысяч рублей, особо ничего не поменял. Мы всё равно можем подать в суд.

Впрочем, забывать о том, что Лисицкий — дебил и способен на что угодно, тоже не стоило.