Давным-давно Эндрю разобрался в том, что ему удалось сделать благодаря своему разуму и творческим способностям, и теперь ему хотелось только продолжать начатое в тишине и покое, без всех этих речей в его честь и длинных путешествий. Почести стали для него лишними.
Скука и раздражение были чувствами чисто человеческими, это было известно Эндрю, но последние двадцать или тридцать лет он сам начал испытывать их. Насколько он помнил, раньше от подобных огорчений он был свободен, хотя с самого начала был в нем не свойственный роботам элемент беспокойства, которое в течение долгого времени он предпочитал не замечать. А вот новая для него раздражительность... он предположил, что она появилась в результате обновления его тела. Она не тревожила его, по крайней мере пока.
Когда наступил сто пятидесятый день его рождения и из «Ю. С. Роботс» сообщили, что собираются устроить грандиозный банкет в его честь, Эндрю с досадой в голосе велел своему секретарю отослать приглашение назад.
— Скажите им, что я глубоко тронут и т. д. и т. п., как обычно. И что именно сейчас я занят очень сложным проектом и т. д. и т. п., и еще — что совсем не по мне вся эта шумиха вокруг моего юбилея, но я все равно всем им весьма благодарен, понимаю всю важность мероприятия — и прочее, и прочее, и прочее.
Обычно такого письма хватало, чтобы освободиться от настойчивого приглашения. Но не на этот раз.
Позвонил Элвин Магдеску и сказал:
— Но, Эндрю, вы не можете так поступить.
— Что не могу?
— Плюнуть в лицо «ЮСРММ», отказавшись от приглашения на обед в вашу честь.
— Но, Элвин, я не хочу этого банкета.
— Понимаю. Но вам все равно придется пройти через это испытание. Хоть изредка вы должны вылезать из вашей лаборатории и выслушивать скучные речи о том, какой вы замечательный.
— Мне вполне хватило того, что я получил за последние десятилетия, спасибо.
— Ну, пусть будет еще раз. Вы же не хотите обидеть меня, Эндрю?
— Вас? А вы тут при чем? Какое отношение все это имеет к вам?
Магдеску к этому времени было уже девяносто четыре года, шесть лет назад он ушел на пенсию.
— А такое, — с горечью сказал Магдеску. — Я как раз и предложил устроить банкет. Это возможность проявить мою любовь к вам, проклятой куче металлолома, и одновременно выразить вам благодарность за весь этот фантастический набор протезов Эндрю Мартина, которые и меня сделали в некотором роде ходячей кучей металлолома и продлили мою жизнь вплоть до сегодняшнего дня. Я собирался быть распорядителем церемонии, главным тамадой. Эндрю, вы не можете отказаться, иначе вы выставите меня таким глупцом! Вы — лучшее из всего, что было произведено в «Ю. С, Роботс энд Мекэникл Мен», и вы отказываетесь пожертвовать одним-единственным своим вечером, чтобы услышать своими ушами признание этого факта и доставить старому другу капельку наслаждения — всего лишь одну каплю, Эндрю.
Магдеску умолк. Его постаревшее лицо с поседевшей бородкой грустно взирало на Эндрю с экрана.
— Ну ладно... — сконфуженно сказал Эндрю.
И он дал согласие пойти на торжественный обед. Зафрахтованный компанией «Ю. С. Роботс» шикарный флиттер прилетел, взял его на борт и доставил в главное управление корпорации. В огромном зале Большого роботехнического комплекса, отделанном деревянными панелями, собралось по меньшей мере триста человек, все в неудобных старомодных одеждах, которые все еще считались единственно подобающими по случаю подобных грандиозных событий.
И событие это было-таки грандиозным. Присутствовали с полдюжины членов регионального Законодательного собрания, один юрист из Всемирного суда, пять или шесть лауреатов Нобелевской премии и, конечно, целое скопище Робертсонов, Смайтов и Смайт-Робертсонов, и большой набор сановников и знаменитостей всех видов и мастей со всего мира. |