|
Дело в том, что правительство предлагало на выбор один из двух способов оплаты: можно было уплатить за год вперед конкретную сумму, купить патент и жить спокойно, а можно было платить с галлона, по факту. «Короли виски» с Востока, производя и продавая много, естественно, покупали патент, а вот западной мелочи, гнавшей огненную воду от случая к случаю, естественно, приходилось платить с галлона, что на круг выходило вдвое больше и лишало конкурентоспособности. Возникла даже мысль, что «Рыжий», связи которого с «владельцами независимости» секретом не были, намеренно стремится разорить малый бизнес ради укрепления бизнеса крупного, — и хотя доказать верность этой догадки документально никому не удалось по сей день, но и опровергнуть тоже. Хотя пытались — ради оправдания одного из «отцов независимости» — многие.
В любом случае, «короли виски» введением акциза были довольны и всячески его поддерживали, зато терпилы встретили инициативу центра с куда меньшей радостью, чем за 20 лет до того бостонские купцы налог на чай. А центр вдобавок еще и не шел на компромиссы, раз за разом отказывая «дальнему Западу» в его просьбах: не выделялись (дефицит же!) деньги на укрепление границы, где шла очень неудачная для поселенцев Северо-Западная индейская война, категорически запрещалось продавать зерно и виски напрямую испанцам во Флориду, минуя посредников с побережья. Сами понимаете, что проблема огненной воды в такой ситуации стала не причиной дальнейших событий, но спусковым крючком.
По-простому
Протесты начались сразу, — в первую очередь в Пенсильвании. Как и положено, поначалу без лишних обострений, с обсуждений вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?» на местных конвентах, судебных исков, а когда стало ясно, что суды на другой стороне, массированной пропагандой саботажа. Поток петиций и ходатайств, подписанных, в том числе и весьма видными персонами, заставил Конгресс и Гамильтона чуть-чуть отступить, снизив сумму налога на 1 %, но для основной массы самогонщиков это выглядело, да и было, насмешкой. Ненасильственные настроения «дальнего Запада» иссякали. 11 сентября 1791 года некий Роберт Джонсон, сборщик налогов, слывший человеком неподкупным и до жути принципиальным, был обмазан смолой, обвалян в перьях и вывезен из городка, где пытался исполнять служебный долг, с напутствием: «Против тебя лично, Боб, мы ничего не имеем, но скажи «Рыжему», что его мы вымажем не смолой». Бедняга оказался первым, но далеко не последним, мытарей били по всему краю — в Пенсильвании, Мэриленде, Вирджинии, Джорджии и обеих Каролинах, — так что по итогам 1791-го и первого квартала 1792 годов в федеральный бюджет не поступило ни цента. Над городками взвились знамена с надписью «Ни цента налогов без представительства». То есть события шли аккурат по еще незабытым лекалам предыстории Войны за независимость, и это очень напрягало центр. Гамильтон требовал от Конгресса ввести в «мятежные районы» войска, и Конгресс не особо возражал, но генеральный прокурор Эдмунд Рандольф, изучив вопрос, наложил запрет, поскольку, по его мнению, «юридически речь шла не о мятеже, а о пока еще законной форме протеста». В зоне протестов тоже так считали. В августе 1792 года в Питсбурге состоялся второй съезд протестантов, в отличие от первого, годом ранее, прошедший красиво и с участием юристов, но по настроениям куда более радикальный. Лидеры ассоциации «Минго Крик», взявшей в свои руки управление протестами, вели речь уже о «продолжении Революции, которую у народа украли», а по итогам возникли, как когда-то, «корреспондентские комитеты» (что-то типа органов параллельной власти на местах), «народные суды» (чтобы рассматривать, справедливы ли претензии мытарей) и «командования» местной милиции, ставшей очень похожей на отряды «Сынов свободы» при старом режиме. |
