Попросту человек спутал реальность со своими книгами, периодически «уходил» в свой мир и почти не возвращался оттуда. На вопрос, почему она сожгла себя, та сказала, что не делала ничего подобного и это сделал кто-то другой. Кто? На этот вопрос женщина не ответила. Более того, это сама Лия считает, что ее ноги обгорели до кости, так же как и руки. На самом деле она получила незначительные ожоги, не имеющие ничего общего с ее невозможностью ходить.
— Она считает, что ее пальцы обгорели до мяса и что она не может ими шевелить, а тем более писать. Ее мучают дикие фантомные боли, и мы колем ей успокоительное. В остальное время она совершенно спокойна. Иногда… очень редко говорит мне несколько слов. Наверное, все талантливые люди немного сумасшедшие. Да и тонка грань между гениальностью и безумием. Талант сам по себе не норма, а отклонение от нее.
— То есть физически она совершенно здорова?
— Да. Полностью. У нее и шрамов почти не осталось.
— А где ее муж?
Тэсс пожала плечами.
— Не знаю. Говорят, она ушла от него год назад и переехала в другой город. Лия полячка по происхождению. Сюда переехала в юном возрасте, совсем девочкой. Я мало знаю о ее прошлом. Только то, что она сама рассказывала в блоге. Вы приходите почаще, я вижу, ей нравится ваше присутствие.
— А что говорят врачи? Возможно ли выздоровление?
— Этого никто не знает. Болезнь души — это не болезнь тела. Нет никаких прогнозов.
Иногда ей легче, иногда, наоборот, хуже.
— И как часто бывает хуже?
— Нет никакой закономерности. Иногда несколько недель она спокойна, а потом рецидивы.
— Рецидивы?
— Да. Она требует принести ей ноутбук или тетради. Дать ей возможность писать. Мы приносим, а она не может шевелить пальцами, кричит, плачет. Со стороны может показаться, что ей реально больно, словно эта дикая боль мешает ей прикасаться к клавиатуре или даже к шариковой ручке, но, тем не менее, она спокойно трогает другие предметы. Потом она зовет какого-то мужчину по имени. Громко зовет. Постоянно. Иногда пишет его имя на стенах.
— Она же не может писать.
— А вот это загадка для нас самих. Она пишет кровью. Прокусит палец и выводит на стенах. Жуткое зрелище.
— Вы знаете, кто это?
— Нет. Понятия не имею. Мне так ее жаль. Она такая нежная, беспомощная, хрупкая. Сердце разрывается от ее страданий, и никто ничем не может ей помочь. Только лекарства, которые колют насильно. Больше мы не ведемся на ее просьбы, потому что они провоцируют жесточайшие приступы.
— А кто оплачивает ее нахождение в клинике? Кто ее привез к вам?
— Не знаю. Я перевелась сюда, когда узнала об этом, спустя месяц после попытки суицида. Вся информация у Стэнли. Главврача. У меня нет к ней доступа.
— Ее кто-то навещает?
— Нет. Никто. За вас замолвили словечко и, видимо, приплатили. Официально все посещения запрещены.
— Почему? Она ведь не агрессивна.
Тэсс пожала плечами.
— Не знаю. Да и не мое это дело. Значит, есть причины. Вы тоже сильно не распространяйтесь. Узнает Стэнли — и вам запретят здесь появляться. В журнале прописывают, что вы навещаете другую пациентку.
Этой ночью Элис прочла еще один роман и снова уснула только под утро. Ее мучили кошмары. Она видела горящую живьем женщину, и та громко кричала, звала на помощь. Проснулась Элис в холодном поту. Хуже всего, что ей казалось, будто это она горит и громко кричит, у нее даже сел голос. Нужно найти эти чертовы черновики и завязывать с этой статьей. Но уже возник профессиональный интерес и дикое любопытство. Так бывает, когда вдруг появляется возможность заглянуть через окно в чужую жизнь, в чужие тайны, даже в чужую боль. |