Холл второго этажа был полон звуками арии из «Тоски» Пуччини в исполнении дедушки. На несколько секунд девушка замерла и закрыла глаза, вслушиваясь в чарующие переливы тенора Антонио де ла Роза. Эту пластинку Белла слышала сотни раз, но всякий раз бывала тронута до слез. Порой она удивлялась: если она так обостренно чувствует музыку, если ощущает свою глубинную связь с ней и мгновенно погружается в нее, позабыв обо всем на свете, отчего же она страшится петь на публике? Что мешает ей забыться на сцене, как она забывается наедине с пластинкой?

Когда последние ноты арии отзвучали, Белла проскользнула в комнату Изабеллы и очутилась в знакомом море теплоты и ласки. Добрую половину большой, щедро залитой светом комнаты занимала исполинская кровать в стиле позднего рококо, стоящая на огромном старинном ковре. Многочисленные этажерки ломились от бабушкиных безделушек. Изогнутые кресла были обиты голубой парчой.

Увидев хрупкую фигурку в самом дальнем конце комнаты, Белла ласково улыбнулась. Бабушка сидела в кресле-качалке в эркере, у самого окна, в снопе света. На ней был голубой бархатный халат, ноги прикрывал лиловый афганский плед. Она дремала, запрокинув на спинку кресла голову с аккуратным пучком серебристых волос. На коленах старушки лежала открытая Библия, листы которой были придавлены очками. При всей своей немощи она пропускала мессу только в самых крайних случаях. Частенько Белла самолично сопровождала бабушку в церковь.

Огромная нежность охватила сердце девушки при виде любимой фигурки. Не важно, что бабушка была худа до последней степени, а кожу ее избороздили бесчисленные морщины — Изабелла де ла Роза оставалась красивой женщиной, аристократкой до мозга костей, что особенно бросалось в глаза, когда она поворачивалась к собеседнику горделивым профилем.

В углу эркера стояло инвалидное кресло и баллон с кислородом — грустные свидетельства бабушкиного отчаянного положения. Столик в изголовье кровати был уставлен пузырьками и склянками. Бабушка уже который год не могла обходиться без множества лекарств и ежедневной помощи сиделок.

Белла, держа обеими руками поднос, направилась к креслу. Жаль будить старушку, но хотелось поскорее обрадовать ее приятным известием. Поставив поднос на псевдоготический столик, Белла подошла к бабушке, взяла с ее колен очки и Библию и положила их на обычное место — туалетный столик.

Белла услышала ласковый голос:

— Доброе утро, деточка. Похоже, Антонио слегка убаюкал меня.

Белла подхватила поднос и с улыбкой поспешила к бабушке. Слабость старушки и ее затрудненное дыхание постоянно волновали внучку, но сегодня темные глаза Изабеллы живо блестели.

— Ба, как ты себя чувствуешь?

— Замечательно. Напрасно ты обо мне волнуешься, деточка.

— Тебе не нужен кислород?

Старушка решительно замахала руками.

— Расскажи лучше, как прошло прослушивание.

Лукаво прищурившись, Белла поставила поднос бабушке на колени.

— Съешь пирожок — получишь полный отчет.

Изабелла сердито фыркнула:

— Ты обращаешься со мной как с маленькой! Надо полагать, Иетта опять наябедничала на меня?

Белла присела рядом на бабушкин пуфик.

— Ба, она же в тебе души не чает. А что ты мало ешь, это ты и сама отлично знаешь.

Изабелла поглядела на поднос и капризно надулась.