Она вообще-то не знала точно, о чем говорит, но слова находились как-то сами собой.

Наступило молчание. Потом послышался голос Уинстона:

— Спасибо, Марина, вы заставили меня решиться на очень важное для меня дело.

Больше они не разговаривали, так как Уинстон, казалось, весь сконцентрировался на лодке и ее двигателе. Снова принялся лить дождь, и Марина вся съежилась и притихла.

Уже было далеко за полдень, когда они наконец добрались до своей пристани — буквально приползли со скоростью меньше трех узлов. Механик уже ждал их, и Уинстон рассказал ему о своих злоключениях. Пока он возбужденно описывал подробности, Марина стала взбираться по ступенькам к вилле.

Она еле передвигалась в своих промокших юбках, и Уинстон скоро догнал ее.

— Вам обязательно нужно принять горячую ванну, — твердо сказал он, — но сначала нужно выпить чего-нибудь крепкого.

Несмотря на ее протесты, он привел ее в комнату, где на столике стоял поднос с бутылками.

— Я испорчу вам весь ковер! — пыталась она защититься.

— Это лучше, чем подхватить воспаление легких! — отвечал он. — Выпейте вот это — все до последней капли!

Это был коньяк — он опалил ей горло как огнем, но раз Уинстон приказал ей выпить, она подчинилась.

Потом она поднялась наверх, где служанка уже приготовила ей ванну, и, сбросив мокрую одежду, Марина с наслаждением погрузилась в горячую воду и долго сидела там отогреваясь.

Потом ей пришлось еще сушить волосы, и она спустилась вниз лишь через несколько часов — в вечернем платье — и нашла Уинстона в той комнате, где обычно обедали зимой.

Здесь был камин, и, когда Марина вошла, в нем уже ярко горели поленья. Перед камином стоял накрытый стол.

При ее появлении Уинстон встал.

— Если вы не хотите есть, то я голоден, как волк! Марина смущенно улыбнулась.

Теперь, когда они вернулись на виллу, ей было трудно не вспоминать о том, как он ее поцеловал. Она думала об этом, пока лежала в ванне, и убеждала себя, что не нужно придавать этому случаю такого большого значения. Просто он был так доволен собой, когда ему удалось починить двигатель, что должен был на кого-то излить свою радость, а она стояла рядом — вот и все.

Для нее случившееся было откровением, но для него — она была уверена — это было не более чем просто дружеское объятие. Так мужчина может подхватить ребенка и закружить его — просто от хорошего настроения.

Слуги внесли еду, и по комнате распространился такой аромат изысканных блюд, что Марина сразу поняла, как страшно она проголодалась.

— Вы представляете себе — уже больше семи часов! — воскликнул Уинстон. — Столько времени прошло, как мы завтракали, и если это можно считать ужином, то обед для нас безвозвратно потерян!

— Для меня не будет потерян, — улыбнулась Марина. — Я никогда еще так не хотела есть, с тех пор как сюда приехала.

— Я собирался угостить вас обедом на Искье, — сказал он, — ну да ничего, мы поедем туда как-нибудь в следующий раз. Завтра же мы будем благоразумны и съездим на Капри — он всего в трех милях отсюда. И если мы снова сломаемся, то вокруг будет масса людей, чтобы спасать нас.

— А я нисколько не испугалась, — сказала Марина.

— Вы хотите, чтобы я сказал вам, как хорошо вы держались? — спросил он. — Любая другая женщина начала бы плакать и причитать, а многим было бы по-настоящему страшно.

— Я испугалась только сначала — думала, у меня начнется морская болезнь, — призналась Марина, — это было бы так неприлично.