— Он шифровальщиком был. Как твой отец, — снова повторил Клячин.

— Да что вы прицепились-то. Одно по одному. Мой отец, мой отец… Этот Павел… черт, как его там… Он что, в Берлин к нам приезжал? Или чего? Почему я должен его знать?

— А ну-ка… Парень… Идём поговорим. Только теперь серьёзно. По-мужски…

Клячин снова схватил меня за руку и потащил куда-то в сторону деревьев. А мне очень, очень, очень сильно не хотелось ни к деревьям, ни уж тем более говорить с Клячиным. Особенно по-мужски…

Глава 14

Я, наконец, вижу всю картину целиком

— Ну, как? — Подкидыш протяжно шмыгнул носом, а потом тыльной стороной ладони почесал его.

Немного подумал, подошел к окну, приоткрыл створку и с громким звуком высморкался через подоконник. Прогресс, однако. Пару недель назад он не стал бы так заморачиваться. В лучшем случае воспользовался бы шторой. Все-таки не зря Шипко с пеной у рта обещает превратить детдомовцев из «чертей» в приличных граждан Советского общества. У него это даже, походу, получается.

— Что нам будет? Просто накажут или… — Ванька замолчал, выдерживая трагичную паузу.

— Чего «или»? Не пойму… Говори нормально! Что за шарады? — я еще пребывал под впечатлением от разговора с Клячиным и слегка притупливал. Мысли активно крутились в стороне, очень далекой от Школы.

— Ну, может нас уже того… — Подкидыш резко дернул головой в сторону, а затем провел ногтем большого пальца по шее, намекая то ли на вскрытое горло, то ли на преждевременную кончину вообще в принципе.

— Не каркай… — хмуро осадил его Бернес.

— Да чего не каркай-то? Нас этот товарищ старший лейтенант на месте преступления зажопил. Ты же сам знаешь, с легавыми ничего хорошо не бывает. Им только повод дай, сразу на тебя все грехи повесят. Сейчас вон как пришьют нам предательство и шпионаж в пользу врагов Советского Союза. И что тогда? — Ванька тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя, что ни предателем, ни вражеским шпионом он быть не хочет.

— Ты дурак? — спокойно поинтересовался у него Бернес. — Ну, какой, к черту, шпионаж? На тебя ни один враг всерьез не посмотрит. По твоему лицу сразу поймёт, тебе не то, чтоб секретное дело, тебе мешок дерьма доверить нельзя. Ты даже его ухитришься своровать, а потом загнать кому-нибудь под видом золота.

— Ага! Ты вон, этим поди объясни… Знаю, как у них все работает. Скажут, мол, они там государственные тайны обсуждали, а мы подслушали. Я легавым не верю… — Подкидыш сложил губы трубочкой, а затем плюнул так же смачно, как недавно высморкался. Он снова, кстати, сделал это в открытое окно. Удивительный уровень культурного поведения для Ваньки.

— Они не легавые… — поправил товарища Бернес. — Вернее, не совсем легавые. Да захлопни окошко-то! Хочешь, чтоб нас кто-то заметил? Не тепло ни разу. Околел уже из-за тебя. То плюешь, то харкаешь. Потерпеть, что ли, невмоготу. Нашелся, млять, верблюд.

Я с удивлением посмотрел на Бернеса. Просто от него матерные выражения звучат не часто. Подкидыш хмыкнул, но просьбу товарища выполнил. Правда, в свойственной себе манере, с недовольным видом и комментариями, как его все задолбали.

Марк сидел на одной из кроватей и периодически косился в мою сторону с выражением напряжённого ожидания. Между прочим, мне еще пришлось побегать, чтоб разыскать эту парочку долбаных конспираторов. Когда мы с Клячиным разошлись с разные стороны, я сначала бросился в Большой дом.