— Су-ка… сука… су-ка… — снова высказался вслух, медленно, по слогам. Пытался оценить, как звучит голос. А потом нервно хохотнул. Ибо он реально был не мой! Не мой, блин! Это как? Ну, или у меня с башкой что-то не в порядке.

— Слышь, придурок, — с одной из кроватей приподнялась голова.

Тело там, само собой, тоже имелось, но оно лежало. А вот голова оторвалась от подушки и уставилась прямо на меня.

В комнате было темно. Единственный источник света — за окном, где-то совсем не близко, был уличный фонарь. Поэтому рассмотреть хорошо данного товарища я не мог, но при этом понял без малейших сомнений, со мной говорит подросток. Лет шестнадцать где-то. Башка у него была лысая, круглая, как мяч, и ушастая. Голос — раздраженный.

— Спи, козел, млять. Задрал! То мычишь по ночам, то на немецком орешь, как психованный. Теперь новый, что ли, репертуар. Спи! Алеша, епте…

— Ты совсем охренел? — задал я пацану вполне логичный вопрос.

Логичный, потому что при всех этих странностях точно был уверен в двух вещах. Первое — с какого перепугу мне хамит малолетка? Сейчас уши ему эти оторву, да и все. Второе — я не Алеша. Зовут меня вообще по-другому.

Наивный человек… В тот момент я еще не знал всей глубины задницы, в которой оказался. Даже предположить не мог. Потому что правда оказалась настолько фантастической, что поверить в нее почти невозможно.

Глава 2

В которой я соображаю, как выбраться из ситуации, но ничего не соображается

— Реутов, ты что здесь делаешь? Сейчас — время работы в мастерской. Опять сбежал? Что с тобой, Алексей? Я не понимаю. Ты же один из лучших воспитанников. Откуда этот непонятный бунт? Тебя просто как подменили!

Я мысленно выругался, тяжело вздохнул и поднял взгляд на директора детского дома, который замер прямо напротив меня.

— Алексей… — он с осуждением покачал головой.

Вообще, на фразу про «подменили» хотелось искренне ответить — да! Да, блин! Подменили! И теперь приходится думать, как вернуть все обратно. Чтоб этот сраный Реутов стал самим собой, а я снова оказался дома. В своем времени, в своем теле, в своей жизни. Но ведь не скажешь подобное вслух. Договорить не успею, как меня отправят в психушку. Хотя… Нет. Сначала в гораздо более опасное место. А вот оттуда — в психушку.

Поэтому пытаюсь уже неделю придумать, как исправить приключившуюся со мной задницу. Черт… Неделя прошла. А подвижек никаких. Я-то, если честно, искренне надеялся, что уже следующим утром очнусь дома. Мало ли… Сбой в работе вселенной. Затянувшееся на целый день помешательство. Белочка, на крайний случай. Ибо не хрен мешать алкоголь с веселым порошком. Ну, или, к примеру, сон. Вот такой хреновый, но очень реальный сон.

Хотя, нет… Врать не буду. Версию со сном отмел сразу же. Подобное не может присниться. Слишком натурально. В общем, семь долбанных дней я ложился на деревянный топчан, заменявший кровать, и вставал утром с мыслью — да ну на хрен! Причем, когда проваливался в вязкую пустоту после тщетных попыток найти решение проблемы, видел один и тот же сон. Чертов комод, в котором я прячусь, мать и голоса посторонних. Вернее, этот Реутов прячется, чтоб ему обосраться, честное слово.

Судя по всему, его родителей арестовали. Мать, чисто теоретически, случайно грохнули. А у пацана осталось воспоминание о том дне. Это объясняет его присутствие в детском доме, но ни хрена не объясняет мое присутствие в нем. В общем, подумать есть над чем, но, как назло, здесь нет возможности остаться одному. Вообще никакой. Коллективизм, чтоб его! Приходится хитрить.

И ведь так хорошо спрятался. Надеялся, что об одном, единственном воспитаннике не вспомнят.