А ну, признавайся! — придурок с фамилией Цыганков тряхнул меня за плечо и попытался вытащить из-за спины мою руку, в которой было зеркальце Бернеса.
— Ну, млять… Не обессудь… — тихо высказался я, чувствуя, как начинаю звереть.
В конце концов, раскорячившийся передо мной тип — не преподаватель, не директор и даже, наверное, не полноценный чекист, раз его при звании отправили учиться. Лучшие из лучших, говорите…
Цыганков, в силу тупости, которая у него явно имеется, моей злости не заметил. Он как раз снова попытался отобрать зеркало. Я начал приседать, он, что вполне логично, начал машинально наклоняться, продолжая тянуть руку к блестящему футляру.
Это был тот самый, идеально подходящий момент, который мне нужен. Я просто резко встал в полный рост. Ну как просто… Ясное дело, случайности не случайны и в данном случае это — неплохой стратегический ход, чтоб всякое мудачье немного прижало свою задницу. Естественно, по всем законам логики, после столь неожиданного для соперника пердимонокля, я втемяшился лбом прямо в нос Цыганкова. Ну а что? Это у нас с Реутовым мышцы слабые. Пока слабые… А мозги — очень даже сильные. Уж что-то, а как «невзначай» вывести такого идиота из строя, я прекрасно знаю.
— А-а-а! Сука! — выругался Цыганков.
Ему пришлось отпустить мое плечо, чтоб ухватиться за свой собственный нос, из которого, вот незадача, хлынула кровь.
— Упс… — я улыбнулся и пожал плечами.
Просто не мог не прокомментировать. А словечко это безопасное. Его в 1938 году не знают, конечно, однако и подозрительным оно не выглядит.
— Твою мать! Что за едрёна-Матрёна у вас тут происходит?! — раздался за спинами товарищей Цыганкова злой голос Шипко. Видимо, его внимание привлекла бестолковщина, которая происходила на пороге столовой. — Реутов! Ты, мляха-муха, чего тут устроил?!
Панасыч растолкал парней и замер, переводя ошалевший взгляд с меня на Цыганкова, а потом обратно на меня.
— Это как? Это ты? — спросил, наконец, Шипко. Он не уточнил, что именно я, но тут, пожалуй, и без подробностей все ясно.
Панасычу, кстати, пришлось значительно повысить голос, потому что «лучший из лучших» продолжал тихо материться и слегка подвывать, при этом пытаясь зажать нос пальцами. Выходило у него забавно. С французским «пронансом».
— Никак нет, товарищ сержант государственной безопасности! — я моментально вытянулся в струнку, уставившись на Шипко искренним, честным взглядом. — Вот, человек тут… не удержал равновесие и ударился о мою голову носом. Случайно получилось. Извините, я не специально, честное слово!
Естественно, «извините» предназначалось Панасычу, а никак не Цыганкову.
— Он кинулся в драку… — пробубнил зажимавший нос придурок. — Я требую разобраться с инцидентом.
Однако, его категорическое заявление, высказанное не менее категорическим тоном, вызвало смех парней, которые оказались свидетелями нашей стычки.
— Да ладно тебе, Витя! Чего ты заливаешь?! — вмешался один из них. — Говорили тебе, отстань от парня, а ты все своё хотел доказать. Товарищ сержант государственной безопасности, ваш воспитанник сказал правду. Все вышло случайно.
Шипко молча кивнул моему защитнику. Подозреваю, у Панасыча просто не было цензурных слов. А затем, одним весьма ощутимым тычком сержант госбезопасности выпихнул меня в коридор. Аж между лопаток, куда шмякнулась его ладонь, что-то хрустнуло.
— Ну, Реутов… Ну, едрить твою мать в душу… Из всех самых хреновых вариантов ты умудрился вляпаться в самый хреновый… — громким шепотом прошипел Панасыч, рождая в моей душе смутное подозрение, что я опять где-то немножко просчитался. |