Всех девочек, кроме тех, в руках которых покоились тёмные камешки, отпустили. Прихоть ли злого рока, случайность ли, но все мы пятеро были совершенно разные. Высокая и гибкая, словно лоза, Диана с узким длинным лицом. Низенькая, крепкая Сельма с круглым озорным лицом и задорно вьющимися колечками рыжеватых волос. Тихая, едва заметная Гизела с прозрачной кожей и огромными глазами, серыми, словно грозовые тучи. Ехидная, острая, словно шип колючки, Васса, рыжая с россыпью крупных веснушек на лице. И я. Такие разные, но объединённые общим прозвищем «Невесты».

В ту пору мы ещё не понимали значения этого слова, и я не могла вспомнить, как забирали прошлых невест… Словно и не было ничего. Зато теперь мы стояли перед огромной толпой, чувствуя их напряжённые взгляды, в то же время полные облегчения и спокойствия, уверенности в завтрашнем дне. Один из Видящих произнёс молитву, а после нас увели в одну из многочисленных тёмных комнатушек Храма, где краской нанесли на лицо чёрные треугольники и отпустили обратно к семье. Вот и всё, удивилась я, радостно подбегая к Визалии, цепляющейся изо всех сил за юбку матери, и с опаской смотревшей на меня.

— Мам, мы пойдём домой?

Мой голодный желудок урчал в предвкушении холодной похлёбки, ожидавшей нас на столе в глиняном горшке. Но мать покачала головой и наказала нам с Визалией дожидаться её у входа в Храм, а сама вошла внутрь.

— Было больно? — спросила Визалия, дотрагиваясь тонким пальчиком до треугольников на моём лице. Кончик её пальца запачкался в чёрной краске, ещё не успевшей высохнуть, и она, смешно наморщив носик, слизнула эту капельку языком.

— Нет, — покачала головой я, — только щекотно немного, когда кисточкой водили по лицу.

— Больно будет потом, — внезапно заявила мне она, — я слышала, как Иуния бормочет себе об этом вполголоса, когда лепит фигурки животных.

— Старая Иуния просто не в себе, — рассмеялась я, — её россказням никто не верит. А одну и ту же историю она никогда не может рассказать одинаково. Помнишь, как она рассказывала нам сказку о лисице, что воровала кур у сельчан? В первый раз она говорила, что лисица попалась в ловушку хитрого мужика и поплатилась своей рыжей шкурой из-за собственной жадности… Второй раз, что хвостатой удалось обмануть ленивых и сонных жителей деревни. А в третий раз она и вовсе забыла, о чём рассказывала и начала петь что-то совсем другое.

— А что, если это были рассказы о нескольких разных лисицах?

Мне бы и в голову такое не пришло. Этим Визалия и отличалась от меня. Я всегда верила на слово, внимая речам, а она словно ныряла под оболочку слов и задавала вопросы, слишком сложные для меня. Я рассмеялась в ответ и дёрнула её за косу:

— Вечно ты выдумываешь… Совсем скоро станешь такая же, как Иуния — постоянно будешь хромать на одну ногу и бормотать себе под нос!

Она немного надула губы в знак обиды, но потом уличила момент и что есть мочи ущипнула меня за бок. Я взвилась на месте от неожиданности и начала гоняться за ней, улепётывающей со всех ног, но не покидающей вытоптанной земляной площадки перед Храмом.

— Лия! — строго окрикнула нас мать.

Мы обе сразу присмирели. Когда мать говорила таким тоном, ничего хорошего можно было не ждать.