Это именно то звено, потянув за которое, можно будет вытянуть всю цепочку. Люди, которые придут к управлению государством в новых условиях, автоматически все наши общие проблемы не решат, но они будут в этом жизненно заинтересованы, а это уже не мало. Это будет способствовать установлению ранее не слыханного доверия к руководителям государства. Даже не понимая их, им будут верить. И залогом этого доверия будет четкое осознание всеми их готовности предстать перед судом народа. Они из вальяжных, «никому ничего не обязанных» чинуш превратятся в искренних слуг народа. Это и будет подлинной демократией – властью всего народа. Закон предусматривает несколько ступеней защиты подлинной демократии от превращения ее в демократии любого другого типа, однозначно находящихся под влиянием экономически господствующих классов.
В самом начале этой главы нами было отмечено, что то, что мы планируем предпринять – это изменения общественной надстройки, которые вызовут изменения во всем обществе и приведут, в конечном итоге, к революционному изменению общественного строя – построению общества, свободного от эксплуатации. Наиболее основательная наука об обществе, марксизм, однако, на первый взгляд, занимает достаточно категоричную позицию по отношению к попыткам изменить общественный строй принятием того или иного закона.
Исторический материализм учит, что основные черты господствующих в обществе идей, представления о человеке и отношениях между людьми, общественном устройстве, а также институты права, идеологии, религии, определяются, в конечном счете, социальной материей – господствующим типом производственных отношений, а последние, в свою очередь, зависят от уровня развития производительных сил общества. Возможно ли в таком случае, приняв даже самый лучший закон, добиться какого-то существенного прогресса в общественных отношениях вообще, изменить самую основу общественного устройства?
В большинстве случаев это, действительно, невозможно. Например, никакими изменениями в области политики и права нельзя было бы отменить рабство в Древнем Риме, не приведя к упадку эти самые политику и право, а с ними и все общество в целом. Просто потому, что уровень развития производительных сил требовал широкого применения труда рабов, только возможности рабовладельческого способа производства позволили установить полноценную демократию для свободных граждан Рима, добиться расцвета философии, искусства, политики, права. Точно также нельзя было бы избавиться от жестокого принуждения к труду 10-12 часов в сутки крестьян Древнего Египта, скажем, введя для них законодательно 8-часовой рабочий день и 2 выходных в неделю – так как такой принудительный труд собственно и обеспечивал самую возможность существования восточных государств, а когда, под влиянием непосильного гнета, крестьяне восставали и избавлялись от надсмотрщиков фараона, они избавлялись и от централизованного государства, страна распадалась на отдельные номы, которые становились легкой добычей завоевателей. Законы истории неумолимы.
Однако, иная ситуация возникает в случае, когда уровень развития производительных сил уже позволяет перейти к иному общественному устройству, но отсталые институты надстройки (государственное устройство, политика, право и т.д.) тормозят как этот переход, так и дальнейшее развитие производительных сил. Например, чем, собственно, были буржуазные революции XVII-XVIII века в Европе – ничем иным, как изменениями общественного устройства (устранением пережитков феодализма) под влиянием объективной необходимости дальнейшего развития производительных сил общества (крепнущего капиталистического способа производства). Точно также решение большевиков взять власть свидетельствовало не об их идеализме, надежде принятием справедливых законов построить новое общество, а о точном расчете, доказывающем, что освобождение страны от зависимости от капиталистического Запада и национализация крупных производств даст простор для развития производительных сил общества и, тем самым, на преобразование его на новых, социалистических принципах. |