Он мой друг.
— Хорошенькое дело, твои друзья — преступники! Папа тут рядом, он говорит, что ты убегаешь из Нью-Йорка из-за книжных дел.
— Я не убегаю.
— Значит, ты убегаешь из-за женщины?
— Я же сказал: я не убегаю. У меня сейчас нет подружки.
— Когда наконец у тебя будет подружка? Я все думаю об этой Наталье, которую ты к нам приводил в прошлом году. Очень симпатичная шикса. Почему бы тебе ей не позвонить?
— Ты ее терпеть не могла.
— А почему ты больше не пишешь книжек? Когда ты был великим писателем, тебя все любили.
— Я и сейчас писатель.
— Возвращайся домой. Я тебе сделаю отличных хот-догов и горячий яблочный пирог с шариком ванильного мороженого, чтобы ты его на нем растопил.
— Мама, мне тридцать лет, я сам себе могу наделать хот-догов, если захочу.
— Представляешь, твоему отцу больше нельзя хот-догов. Так доктор сказал. (Я услышал, как отец в глубине комнаты заныл, что иногда все-таки можно, а мать несколько раз повторила: «Все, с хот-догами и всей этой дрянью покончено. Доктор сказал, что ты все себе засорил!») Марки, дорогой! Папа говорит, тебе надо написать книгу о Квеберте. Тогда ты сможешь начать все заново. Раз все вокруг говорят про Квеберта, все будут говорить про твою книгу. Почему ты больше не приходишь к нам обедать, Марки? Ты так давно у нас не был. Ням-ням, славный яблочный пирог!
Я почти проехал Коннектикут, когда мне в голову пришла не лучшая мысль выключить на время CD с оперой и послушать новости по радио; оказалось, что из-за утечки информации в полиции СМИ узнали о рукописи «Истоков зла», найденной вместе с останками Нолы Келлерган, и о признании Гарри в том, что связь с ней стала для него источником вдохновения. За утро эта новая сенсация уже успела облететь всю страну. На АЗС сразу за Нью-Хейвеном я, залив полный бак, обнаружил, что заправщик прилип к экрану телевизора, где снова и снова повторяли это сообщение. Я уселся с ним рядом и попросил прибавить звук; взглянув на мое убитое лицо, он спросил:
— Вы чего, не в курсе? Все уж сколько часов только об этом и твердят. Вы-то где были? На Марсе?
— В машине.
— Ха, у вас что, радио нет?
— Я слушал оперу. Хотел развеяться.
Он с минуту разглядывал меня.
— Я вас вроде знаю, нет?
— Нет.
— А по-моему, знаю…
— У меня очень заурядное лицо.
— Нет, я вас точно где-то видел… Вы с телевидения, ага? Актер?
— Нет.
— А чем занимаетесь?
— Я писатель.
— Ах вот оно что! Тут в прошлом году ваша книжка продавалась. И личность ваша на обложке была, прекрасно помню!
Он запетлял между стеллажами в поисках книги, которой там, естественно, больше не было. Наконец он откопал одну на складе и с торжествующим видом вернулся к стойке:
— Вот, это же вы! Глядите, ваша книга. И имя ваше написано, Маркус Гольдман.
— Пускай так.
— Ну? Что новенького, мистер Гольдман?
— Честно говоря, ничего особенного.
— А куда путь держите, позвольте спросить?
— В Нью-Гэмпшир.
— Шикарное местечко. Особенно летом. Вы туда зачем? На рыбалку?
— Да.
— А кого словить хотите? Там кое-где такие черные окуни водятся — охренеть.
— Да, похоже, словлю одну мороку. Я к другу, у него неприятности. Очень крупные неприятности.
— Э, да уж небось не такие крупные, как у Гарри Квеберта!
Он расхохотался, с жаром пожал мне руку — потому что «нечасто тут встретишь знаменитостей» — и угостил кофе на дорожку. |