Сам Витте ничего не видел, лично ничему свидетелем не был, но уверенно бросает комья грязи по направлению Царской Семьи. Такова была вообще технология формирования салонного «общественного мнения», и в случае с Распутиным придется с подобным столкнуться многократно. История с генералом А. А. Орловым для петербургского света стала своего рода генеральной репетицией той премьеры грандиозной вакханалии, которая начала разворачиваться в России примерно в то же время, когда С. Ю. Витте завершал свой «эпохальный труд».

Сам факт появления в Царском окружении таких людей, как Танеева-Вырубова и генерал Орлов, которые не имели никаких особых служебных заслуг, но вдруг оказались в числе наиболее приближенных, вызывал пересуды.

В реальном же содержании всей этой истории не было никакой «мистерии», всё было просто, буднично и по-человечески бесхитростно. Царь и Царица испытывали большую душевную симпатию к бескорыстным преданным людям; Они их неизменно ценили. В придворном мире таких всегда было мало, и тем значимее были те немногие, кого Царская Чета и зачисляла в разряд друзей. Сохранилось множество документальных свидетельств человеческой привязанности Царя и Его Супруги к людям, не обремененным престижными чинами и громкими званиями, но имевшими доступ в Царский семейный круг.

Генерал А. А. Орлов несколько лет был другом Царской Семьи, и когда он заболел, а потом скончался (4 октября 1908 года), то Царь и Царица искренне переживали. За три недели до того Николай II, отдыхавший с семьей на яхте «Штандарт» в финляндских шхерах, писал матери:

«Я не успел написать вчера об одной грустной подробности, о которой мы узнали на днях, что у бедного Орлова (улана) чахотка. Мы пригласили его, как в прежние годы, сюда, и он прибыл в начале сентября. Все были поражены его скверным, исхудалым видом, а тем более Аликс и Я, так как он у Нас обедал в Петергофе накануне нашего ухода. Он до того переменился за эти две недели, что его трудно было узнать. Ты поймешь нашу грусть и удрученное чувство при виде человека, который тает каждый день. Мы пригласили Боткина его исследовать, на что Орлов согласился. Евгений Сергеевич нашел, что он должно быть болен два года; после некоторого препирательства он сознался, что два года кашляет, со времени похода в Лифляндию. Побыл неделю с Нами, Мы его убедили уехать на Юг на зиму; вероятно, он поедет в Алжир (Орлов умер по дороге в Египет. — А. Б.). Ужасно грустно было прощание, когда он уходил на миноносце. Боткин надеется, что в его лета (45 лет) и при правильном режиме болезнь может остановиться. Нужно же, чтобы одного из Моих немногих и лучших друзей постигла такая болезнь! Такой честный, строгий к себе человек, говорящий одну только правду. — Я с ним разговаривал обо всем, и он был Мне особенно полезен в военных вопросах. Все, кто его знает, любят его; офицеры гвардейского экипажа всегда называли его „наш генерал“! День его отъезда был горестным событием для всех. Надо уповать на милость Божию!».

В отличие от Царя и Царицы дружеское бескорыстие было неведомо придворному и светскому миру. Не знаком был с ним и граф Витте. Для Витте и ему подобных значимость людей определялась не человеческими качествами самими по себе, а их социальным весом, возможностью использовать в личных карьерных целях.

Точно неизвестно, плакала ли в действительности Царица на могиле генерала А. А. Орлова, но если даже это и так, то это были слезы по потерянному другу Семьи и не более того.