Это мой портрет. Не их. И меня не интересует мнение восторженной толпы, – заявила она и с легким интересом добавила: – Кстати, почему вы им отказали? Полагаю, вы именно так и сделали?
– Совершенно верно, – сухо подтвердил он. Но ее это ничуть не взволновало. Она продолжала смотреть на него, словно ждала чего-то. – Мне неинтересно писать дам из общества. А теперь, прежде чем мы пойдем дальше, – объявил он, предвосхитив ее следующий вопрос, – похоже, я должен объяснить вам те детали, которые до этого изложил вашему отцу. Я рисую не только лицо, но и то, что за ним скрыто. Не изменяю, не преувеличиваю и не преуменьшаю то, что вижу. Мои портреты – истинное отражение человека, а не того, чем он кажется.
Столь горячая речь вызвала у нее некоторое удивление, но она лишь обронила:
– То есть прежде вам необходимо знать, что собой представляет человек?
– Совершенно верно. В законченных портретах проявляется их истинная сущность.
Она молча смотрела на него, откровенно оценивая, а затем решительно кивнула:
– Прекрасно. Именно то, что мне нужно. То, что нужно отцу.
С этими словами она пошла дальше. Джерард был несколько удивлен ее ответом – оказывается, это не он делает ей одолжение, а она – ему!
Возможность ее отказа вынудила его вести себя немного иначе. Он поравнялся с ней и бросил осторожный взгляд в ее сторону. Абсолютно бесстрастное лицо, полуприкрытые глаза...
– Итак ...
Она все-таки вынудила его задать простой вопрос:
– Вы будете мне позировать?
Жаклин снова остановилась и повернулась к нему. Впервые он ощутил, что видит не просто поверхность, а то, что за ней кроется. Что она позволяет ему почувствовать, кем на самом деле является и какой силой обладает. Наверное, в этом и кроется причина ее хладнокровия, уверенности в себе, которые так редко можно обнаружить в молодых леди ее возраста ...
– Сколько вам лет?
– А что? – опешила она. – Какое это имеет значение?
Джерард раздраженно поджал губы, но все же удостоил се ответом:
– М не необходимо узнать вас лучше, и тут имеет значение каждая мелочь. Я буду задавать вам множество вопросов, так что ничему не удивляйтесь.
Девушка поколебалась. Он почувствовал ее отчуждение и настороженность.
– Мне двадцать три, – бросила она и, вздернув подбородок, в свою очередь поинтересовалась: – А вам?
Он понял, что его стремятся отвлечь, но все же спокойно ответил:
– Двадцать девять.
– А на вид вы кажетесь гораздо старше, – удивилась девушка.
До чего же было трудно сохранять надменность, когда она так решительно игнорировала все приличия!
– Знаю.
Неброская элегантность, которую он впитал в окружении Кинстеров, заставляла его казаться куда более зрелым человеком.
– Вы тоже, – неожиданно признался он и при этом не солгал.
Она ответила мимолетной улыбкой, искренней, хотя и суховатой. Первой непринужденной улыбкой, которую он увидел. Увидел и воспылал желанием видеть как можно больше таких улыбок.
Они немного постояли, изучая друг друга, после чего он выдавил:
– Вы так и не ответили на мой вопрос.
Она немного помолчала. Потом уголки ее губ медленно приподнялись. Развернувшись, она направилась обратно в гостиную.
– Если вы хотя бы наполовину такой художник, каким себя считаете ... – она оглянулась, поймала его взгляд и снова устремилась вперед, – тогда да, я буду вам позировать. – До него донеслись ее последние слова: – Думаю, папа сделал хороший выбор.
Он смотрел ей вслед, прекрасно понимая замаскированный вызов, который она только что бросила. |