Нет, это было совсем не важно, особенно если учесть, что день рождения у него скорее всего зимой, а сейчас июнь…

– Я понимаю, что мое предложение может показаться тебе очень странным, но справлять день рождения в пустой квартире… – Он пожал плечами, почти не глядя на меня. Я молчала. И тогда он медленно повернул голову и принялся рассматривать меня. – У тебя скоро выпускной?

– Да, – кивнула я головой.

– Ну что, пойдем?

Я пожала плечами. Представила себе Еву, мою новую подругу, и спросила себя: а как бы она поступила на моем месте? Скорее всего, послала бы его к чертям собачьим. Но это Ева, у нее своя жизнь, а у меня – своя. И ее мужчины никогда не стали бы моими в силу многих обстоятельств. Она красивая, умная, окончила университет, у нее профессия… А кто я? Да никто. Рано или поздно это все равно должно случиться. Так пусть это произойдет сегодня, на широкой кровати этого блудливого офицера, чем на узкой общаговской койке с каким-нибудь автомехаником, от которого за версту несет машинным маслом, или с таксистом… Я не знаю, против чего бунтую и что со мной происходит. Возможно, это был обычный всплеск гормонов или напомнила о себе материнская кровь? (По словам одного человека, который знал мою мать, она была далеко не монахиней. Бедная моя мама, она даже не знала, от кого родила свою дочурку…)

Он поднялся, я оглянулась, чтобы убедиться, что меня никто в эту минуту не видит, и мы двинулись с ним в сторону аллеи, вдоль которой выстроились в ряд, как солдаты, дома военнослужащих. Наш интернат и военное училище, откуда вывалился тем вечером этот скучающий, под хмельком, офицер, разделяла лишь бетонная, выкрашенная в зефирный розовый цвет стена. Одни казармы, одни казармы…

Поэтому я решила не опускаться до объяснений, просто встала, одернула юбку и направилась к двери. Но Юра опередил меня и перекрыл выход. Он смотрел на меня так, что я поняла – так просто от него не уйти… Его лицо порозовело, я знала, что совладать с собой он вряд ли сможет. Мне рассказывали наши девчонки о мужчинах: они заводятся до такой степени, что их не остановить, они света белого не видят, пока не удовлетворят свою похоть во что бы то ни стало, и такого скотского желания не может испытывать ни одна женщина, только мужчина, поэтому и случаются изнасилования… Я попалась. Сама во всем виновата. Или дождь, который навел на меня такую скуку. Ведь никакого определенного желания к этому мужчине я не испытывала, когда согласилась пойти с ним. Я смутно представляла себе, что произойдет между нами, когда я окажусь с ним наедине в пустой квартире. Да, я допускала, что выпью с ним вина, и вино поможет мне расслабиться и захотеть его, ведь мне было уже семнадцать и я, пожалуй, единственная из всего нашего класса оставалась в определенной степени невинной, но одно дело представления, а другое – реальность. Откуда мне было знать, что его запах оттолкнет меня от него, а грубые прикосновения и варварские поцелуи напугают до смерти… Если бы он был гигиенически чист и нежен со мной, может, все обернулось бы по-другому…

– Ты куда? – спросил он меня, хватая за руку и больно сжимая ее. – Что случилось?

– Ничего, – прошептала я, немея от ужаса. – Просто мне не надо было сюда приходить…

Я хотела бросить ему в лицо, что он мне противен, что от него воняет, что я не знала, как отвратительны в своем желании могут быть мужчины, но сдержала себя, боясь, что он ударит меня. Я это чувствовала…

И тут он меня обозвал. Он принял меня за шлюху, которая его, Юру, отвергла! Что-то ей не понравилось! И он разозлился. Он еще несколько раз повторил это паскудное, на слух похожее на плевок и оскорбительное для женщины слово, которое, судя по всему, заводило его, возбуждало, после чего рванул меня за руку, и я оказалась прямо в его руках…

Он встал, привел в порядок свою одежду и протянул мне руку, помогая подняться.