Я сразу же понесусь в комнату Шона, и что я там обнаружу? Он в кровати с девчонкой, которой я никогда не замечал и с ней не разговаривал, но которую сразу же узнаю, или, может, он будет с похмелюги, но проснется с улыбкой, и мы посмотрим друг на друга, обнимемся и пожмем руки, и, пожимая мою руку, он притянет меня к себе в кровать, а после этого мы поедем во французскую кафешку на окраине городка… ни за что, Шон никогда не стал бы там есть. Он, наверное, вообще никогда и не был-то в приличном рестике; только и жил, что на бигмаках, «Тейсти фризиз» да «Френдлиз». Есть ли у них на юге «Френдлиз» — то вообще? Когда нет ни плеера, ни сигарет, ни журналов, автобус переносится с трудом. Я схожу с ума, по-прежнему помирая от желания после вчерашнего ничего себе секса, и пытаюсь подрочить в туалете автобуса, но, когда до меня доходит, что я делаю: сижу на унитазе, схватившись за член, подо мной бултыхаются испражнения, — меня разбирает смех, визгливый, маниакальный, пугающий.

Кто-то подсаживается в Ньюпорте. Кто-то выходит в Уолкотте, и еще больше народу заходит в Уинчестере. Я голоден и умираю от усталости, изо рта воняет, в конце концов я выхожу на конечной в Кэмдене и ловлю такси до кампуса, и к тому времени, когда я там оказываюсь, уже почти полдень. Должно быть, мне все это снится.

Роксанн

Я обнаружила ее на следующее утро…

Я провела ночь с Тимом, Руперт отправился на оргию в Бут… Я провела ночь с Норрисом. Я была все еще пьяна и под экстази, и когда я пошла в ванную…

…Я хотела принять душ, поэтому…

Когда я открыла стеклянную дверь, пришлось потянуть…

Девушка была (сложно описать) очень синяя…

Не может вода быть такой красной, она была просто очень темной…

…Конечно же, я психанула и принялась орать и сорвала…

Не помню как, но я сорвала пожарную сигнализацию в какой-то из общаг, хотя, наверное…

Тим сказал мне, что тогда-то и подоспела охрана, после того как…

…Я начала метаться.

А я все психовала, пока Руперт не дал мне еще ксанакса…

…Норрис все проспал…

Пол

Я двигаюсь по Колледж-драйв к Вули-хаусу, где проходила вечеринка «Приоденься и присунь». В кампусе мертвая тишина, хотя уже почти полдень, значит, все они проспят бранч, и я удовлетворенно улыбаюсь, понимая, какой роскоши они лишатся. В Вули выбиты практически все окна, скомканные рваные простыни лежат по всей зеленой лужайке возле разбитых стеклянных дверей общей комнаты или свисают с деревьев, как большие сдувшиеся шары-призраки. Вокруг трех опрокинутых липких помойных баков, сохнугцих под холодным осенним солнцем, жужжат мухи. В гостиной три человека спят или же в несознанке — двое сидя, один нагишом лицом вниз. Блевотина, пиво, вино, сигаретный дым, пунш, марихуана, даже запах секса, спермы, пота, женщин — дымкой повисли в воздухе, пропитав всю комнату насквозь. Мне вообще непонятно, что я здесь делаю, потому что комната Шона — общежитие, в котором он живет, — прямо через лужайку перед общим корпусом (боишься, не так ли?), напротив Вули. Я несу свою сумку, остерегаясь уронить ее на пол, который скрипит при каждом моем шаге. Повсюду лужи пива и пунша, а может, это блевотина; стены, с которых осыпались крупные куски штукатурки, тоже исполосованы разными жидкостями. В углу сломанный кинопроектор — половина вдребезги, вокруг куча размотанных пленок. Сигаретные окурки покрывают пол, словно большие расплюснутые белые жуки. В коридоре два чувака спят друг на друге мертвецким сном. В самом же доме невероятно тихо даже для субботнего утра.

Но затем раздаются вопли, орет девушка, и срабатывают пожарные сигнализации в Стоуксе и Уиндеме, и я выбираюсь на улицу, переступая через склеившуюся парочку и хрустя осколками, наступая на бесконечные стаканы, — вопли девушки приближаются.