— Мне с тобой интересно. — Он не сводил с нее глаз.

И это почему-то ее почти не раздражало.

— А мне с тобой нет.

— А ты выпей. И вредность пройдет, — засмеялся он.

— Ну, если за вредность, то не чокаясь!..

Она выпила, бросила на язык дольку лимона и закрыла глаза, чувствуя, как ароматно-горькая волна хмельными струйками растекается по крови. Судя по звукам, Родик выпил также.

И вдруг он оказался рядом с ней. Сначала она почувствовала его дыхание, а затем тепло прикосновения.

Вика открыла глаза и возмущенно глянула на него. Он стоял на коленях и ладонями касался ее ног, не опираясь на них. И все так же завораживающе смотрел ей в глаза.

— Ну что, вредность не ожила?

— Не ожила, — кивнула она.

— Я могу тебя поцеловать?

— Можешь.

Он потянулся к ней, но Вика его оттолкнула.

— По телефону. Можешь пожелать мне приятных снов и чмокнуть в трубку.

— И тогда я тебе приснюсь? — улыбнулся он.

— Да, верхом на белом коне… Задом наперед. И шиворот-навыворот.

— Жестоко.

— Где ты живешь? На какой улице?

— Улица Новая, дом девятнадцать.

— Не знаю такую.

— Если улица Новая, значит, она недавно появилась.

— Долго ехать?

— Полчаса.

— Через сорок минут жду звонка. С твоего домашнего телефона.

— Жди.

Родик поднялся, собрался уходить. Вика проводила его до двери.

— Можно я поцелую тебя с мобильного телефона? — спросил он, поворачиваясь к ней.

— Нет, с домашнего.

— Но так я не почувствую вкус твоих губ.

— А ты попробуй.

— Попробовать я должен твои губы. Прямо сейчас. Чтобы запомнить их вкус… И я сделаю это!

Он решительно приблизился к Вике и ловко поймал ртом ее губы. И это была та самая решительность, которая, застав женщину врасплох, делает ее бессильной. И Вика попалась на этот прием. Дернулась раз-другой, пытаясь вырваться, и затихла как пловец, уставший плыть против течения. И поплыла вниз по реке как безвольное бревно.

Да и глупо было бы сопротивляться. Она же не девочка, и Родик это поймет. И посмеется, вспоминая, как она изображала из себя недотрогу.

Родик вел себя как опытный мужчина, привыкший к легким победам над женщинами. И целовался он со знанием дела. И язык его проник под губы лишь после того, как Вика созрела для этого.

Если он хотел разгорячить ее желания и распалить воображение, то ему это удалось. Вика созрела и для большего, чем глубокий поцелуй. Но Родик не торопился. Он страстно целовал ее в губы, его руки также не знали покоя, но время шло, а Вика все еще оставалась в одежде. И в горизонтальном положении. А страсть, она как сырой порох — сначала горит медленно, а потом быстро. Выгорает дотла и затихает. Если, конечно, пожар не перекинется на следующую пороховницу.

— Хватит!

Она оттолкнулась от него, вернулась в комнату. И, недолго думая, наполнила бокал и выпила.

— А мне? — спросил Родик.

Она сухо кивнула, наполнила и подала ему бокал.

— А закусить?

Он попытался поцеловать ее в губы, но Вика отвернула голову. Надоело.

Он сел, взял ее за руку, потянул на себя. Вика пресно глянула на него. Ну сядет она, а дальше что?.. И она села. Хотя бы для того, чтобы получить ответ на свой вопрос.

— Как-то быстро все вышло, — сказал он.

И голос у него подрагивал, и сам он вибрировал изнутри от волнения.

— Что вышло? — усмехнулась она.